«Русская зима» в Московской филармонии

Гергиев, Маазель, Юровский — неплохое начало бывшего отчетно-формального фестиваля

На двух главных концертных площадках Москвы — в Большом зале Консерватории и в зале Чайковского — вовсю идет 45-й филармонический фестиваль «Русская зима». В столь зрелом возрасте он вдруг стал важным столичным событием. В его первой половине по два концерта дали Валерий Гергиев с коллективом Мариинки и Лорин Маазель с оркестром Артуро Тосканини, а Владимир Юровский дебютировал с оркестром и хором Большого театра.

Гергиев

Реактивный Гергиев довольно неожиданно обрушился на Москву. Расплатой за это стали пустые места в зале Чайковского, поскольку все билеты продать не успели. Зато одним махом маэстро выполнил сразу много дел. Среди них, помимо открытия фестиваля «Русская зима», — завершение празднования 225-летия Мариинского театра и показ сценической версии оперы Щедрина «Очарованный странник», сделанной режиссером Алексеем Степанюком и сценографом Александром Орловом с намеком на стильность и номинированной на «Золотую маску».

Масштаб гергиевской программы, как всегда, поражал воображение. Более-менее короткого «Странника», который шел во второй вечер, компенсировал первый концерт, в который маэстро умудрился втиснуть три огромных отрывка из трех разных опер и еще кое-что по мелочам. Операми были — «Пиковая дама» Чайковского, «Парсифаль» Вагнера и «Отелло» Верди, одна серьезнее другой.

Две крайние были придуманы им для друга Мариинского театра — тенора Владимира Галузина. Считается, что Германа и Отелло лучше, чем в его исполнении, нет и быть не может. «Парсифаль» фиксировал рождение в недрах Мариинки нового баритона для вагнеровской эпохалки — суперменистого Евгения Никитина с могучим и благородным голосом. В одной из ключевых постановок прошлого сезона Парижской оперы он спел злоумышленника Клингзора, а в Москве был страдающим Амфортасом.

Попутно демонстрировались более рядовые, но все равно завидные достоинства мариинской труппы: Злата Булычева в роли старухи графини, Алексей Марков — Яго, Виктория Ястребова — Дездемона. И, конечно, заодно напоминалось, кто тут у нас самый «пиковый» дирижер для «Пиковой дамы» — исполнение Гергиевым этой оперы всякий раз производит неотразимое впечатление.

Впрочем, со вторым главным героем этого исполнения, Галузиным, не так уж и задалось. Микрофонный голос за сценой объяснил это недомоганием певца. Но, как бы то ни было, ностальгических эмоций его выступление вызывало чуть больше, чем собственно музыкальных. И комок в горле рождался из-за того, что у артиста, на протяжении многих лет остававшегося эталонным исполнителем партии Германа (на днях он наконец-то споет эту партию и в Большом театре), увы, качается голос на его знаменитых мужественных верхах.

Зато тут же обнаружилась новая будущая звезда мариинского происхождения. Все-таки как бы мы ни любили смаковать гергиевский хаос и прочие неурядицы его театра, но факт остается фактом: в труппе все время одно поколение наступает на пятки другому, о чем, скажем, применительно к Большому театру нельзя и мечтать.

Будущую звезду зовут Кристина Капустинская, у нее — невероятной красоты, теплоты и шелковистости меццо, а также недюжинные актерские способности. Театральное понятие «манкость» очень к ней подходит. Когда она появляется на сцене, то это автоматически становится главным событием.

Из-за этого даже проигрывают начальные картины щедринского «Странника», ставшего для Капустинской первой крупной работой — год назад Гергиев и у себя, и в Москве представлял концертную версию этого сочинения. Ведь там по сюжету еще нет ее героини, цыганки Грушеньки.

Помимо Грушеньки, в Москве Капустинской доверены были две уже совсем взрослые меццо-сопрановые партии: она была Полиной в «Пиковой даме» и Любашей в кусочке из «Царской невесты» Римского-Корсакова, прозвучавшем на закуску в первый вечер.

Гладкость и подвижность ее голоса позволяют предположить, что ему в самый раз будет виртуозный барочно-белькантовый репертуар, для которого у нас певцов раз-два и обчелся. Но в этом же голосе есть такая бесценная тоска и обреченность, что, кажется, ничего нет более идеального для историй Чайковского, Римского-Корсакова и Щедрина про женщин русской трагической судьбы.


Маазель

Легендарный патриарх, собирающийся отмечать 70-летие своей дирижерской деятельности (за пульт он встал в 9 лет), приехал не с главным своим коллективом — Нью-йоркским филармоническим оркестром, — а с молодым оркестром Тосканини из Пармы. В программе двух вечеров значились увертюры из итальянских опер и австро-немецкая симфоническая классика. Но самым интригующим событием было совместное исполнение оркестром Маазеля и пианистом Денисом Мацуевым Третьего концерта Рахманинова.

Сложно предположить, что этот фортепианный хит может прозвучать непривычно — по крайней мере, в Большом зале Консерватории. Но все же в некоторых его местах это удивительное ощущение возникло, за что спасибо ансамблевому чутью и дирижера, и солиста.

Итальянский коллектив нельзя назвать слишком опрятным, зато он очень нежный и умеет чутко и непривычно мягко реагировать на ситуацию. А Мацуев, который при желании мог бы одним мизинцем перекрыть весь оркестр, делал это далеко не всегда, надо отдать ему должное. Хотя, конечно, и брал свое в оглушительных каденциях, напоминающих спортивный рев трибун и вызывающих в публике аналогичную эйфорию.

Но все же немало времени потрачено было им и на музыкальные разговоры с оркестром, которые оказались самыми интересными событиями вечера.


Юровский

Владимир Юровский, до сих пор выступавший в Москве только с Российским национальным оркестром, уже несколько лет числится одной из главных надежд на нашу лучшую музыкальную жизнь. Так что сам по себе его дебют с коллективом Большого театра тянул на вполне эпохальное событие. (А если добавить к этому факту только что состоявшуюся поездку директора Большого Анатолия Иксанова на премьеру в Новосибирск для знакомства с другой нашей надеждой — Теодором Курентзисом, то ощущаются прямо тектонические сдвиги.)

Юровский, верный своим принципам хитроумного составления программ, придумал для предновогоднего дебюта праздничный, но небанальный вечер из музыки, меньше всего ассоциирующейся с традициями Большого театра.

Нельзя сказать, что вся она была одинаково свежа. Скажем, кантатно-ораториальное полотно Воана-Уильямса вполне рождественского содержания почему-то напоминало о чем-то вроде правоверной советской «Песни о лесах» Шостаковича, которую, кстати, некоторое время назад очень неплохо исполнял коллектив Большого под управлением Александра Ведерникова. А утонченная бриттеновская первая часть программы («Симфония-реквием» и «Церемония рождественских гимнов») перевешивала финальную, слишком уж простодушную «Рождественскую кантату» Онеггера.

Зато эта программа наилучшим образом демонстрировала возможности и достоинства оркестра и хора Большого театра. Их обнаружилось немало даже на фоне приглашенной для украшения концерта британской знаменитости — баритона Джеральда Финли (он пел Воана-Уильямса и Онеггера).

Во-первых, оказалось, что у оркестра может быть очень красивый, мягко переливающийся, богатый, идеально сбалансированный звук. Три отлично сыгранных симфонических фрагмента из оперы Хумпердинка «Гензель и Гретель» (очень популярная детская рождественская сказка, год назад Юровский выпустил ее в Метрополитен) поставили закономерный вопрос: а почему этого названия нет в репертуаре Большого театра?

Во-вторых, детская группа хора Большого театра обнаружила недетский профессионализм. Ее выступление с бриттеновской «Церемонией» под внимательное сопровождение арфы стало самым трогательным, красивым и неожиданным подарком на этом вечере.

Ну и, в-третьих, хор, возглавляемый Валерием Борисовым, был на высоте. Впрочем, это та приятная деталь жизнедеятельности Большого театра, которая хороша и без Юровского.


Другие материалы раздела:
Екатерина Бирюкова. «Макбет» Чернякова и Курентзиса, 22.12.2008
Дмитрий Ренанский. Евгений Кисин на «Площади искусств», 18.12.2008
Петр Поспелов. Нам бы такие премии, 15.12.2008