Ольга Бородина в Мариинке

Кого бы ни пела Бородина, она поет только себя — неотразимую, бессуетную, властную

В родном городе Ольга Бородина выступает крайне редко, заманить в Петербург ее могут разве что крупнейшие фестивали: так, в прошлом году она была в числе главных хедлайнеров мариинских «Звезд белых ночей» и филармонической «Музыкальной коллекции». Но полноценного сольного выступления у певицы в городе не случалось уже давно. К тому же интерес к нынешнему гала-концерту подогревался серьезной программой — сцены из «Царской невесты» Римского-Корсакова, «Самсона и Далилы» Сен-Санса и «Кармен» Бизе.

Относительно часто из всего этого Бородина пела в Петербурге лишь Далилу. Ее интерпретация Любаши Римского-Корсакова известна только по концертным исполнениям да по эталонной записи с Дмитрием Хворостовским. А Бородину-Кармен слышали разве что на YouTube.

Певица давно жаловалась, что хотела бы спеть эти партии в спектакле — да вот беда, в Мариинке нет нормальных (с ее точки зрения) постановок. Четыре года назад Юрий Александров выкраивал свою «Царскую невесту» специально под стать Бородиной, а та, увидев на сцене сталинский парк культуры вместо слободы XVI века, отказалась участвовать.

Заявленный музыкальным руководителем программы Валерий Гергиев в тот вечер так и не материализовался за пультом, его место по очереди занимали Павел Бубельников и Туган Сохиев. Самоустранение маэстро, пусть и произошедшее по каким-то неведомым публике объективным причинам, выглядело донельзя символично: Ольга Бородина не раз подвергала худполитику мариинского руководства открытой и довольно жесткой критике. Впрочем, отсутствие господина Гергиева стало не самой большой неожиданностью вечера. Растянутый на два с лишним часа, он вообще был чередой сюрпризов — разной степени приятности.

Прежде всего, заявленный гала-концерт оказался полноценным оперным спектаклем — с декорациями и в костюмах, с хором и оркестром в яме, с получасовыми антрактами для монтировки сценографии. Мариинская primadonna assoluta намеревалась взять полный реванш: не только блеснуть в трех своих коронных партиях за один вечер, но и продемонстрировать, каким, по ее разумению, должен быть оперный спектакль.

Каждое из трех отделений представляло фрагменты разных мариинских постановок — причем не обязательно соответствующих исполняемым операм. Только сцена из «Самсона и Далилы» прошла в декорациях спектакля с тем же названием. Для Любаши и Бомелия из «Царской невесты» нашли декорации из «Псковитянки», а финал из «Кармен» и вовсе шел под визуалку из вердиевской «Силы судьбы».

Лихо? Только на современный взгляд. Всего лет сто назад подбор декораций по случаю из театральных запасников был привычной практикой — какой-нибудь один и тот же густой сад мог запросто кочевать из одной оперы в другую. Сегодняшняя режиссерская диктатура заставила позабыть о временах оперной условности, в которых декорации служили лишь скромной оправой для мощных певческих работ. Эпоха, когда ни режиссер, ни дирижер, ни художник не заслоняли достоинств примы-бенефициантки, давно канула в прошлое. Но сердцу Бородиной она по-прежнему мила.

Театр, устроенный в ее честь, выглядел в меру сюрреалистично. В опере Римского-Корсакова толпа опричников махала в воздухе саблями и метлами. В опере Сен-Санса вяловатый Самсон Алексея Стеблянко потоптался по роскошной Далилиной кровати, потом герой с героиней по очереди поглазели на бутафорские пальмы и звезды-электролампочки, быстренько сбегали в кулису за отстриженной прядью якобы Самсоновых волос, взяли по достойным верхним нотам — и под восторг публики уже вместе плюхнулись на кровать.

Такое актерствование если и простительно, то только очень большим певцам. Увы, с вокалом у хозяйки вечера задалось не сразу. Ее фирменная Любаша звучала не всегда внятно, не всегда ровно. Создавалось ощущение, что певица берегла силы для требующих большей страсти Далилы и Кармен. В начале концерта ей объявили благодарность за согласие участвовать в концерте, несмотря на плохое самочувствие (неделей раньше прима так и не вышла на сцену в «Хованщине», показанной в рамках Московского Пасхального фестиваля). Так что можно считать, что своим гала-концертом звезда мировой оперы Ольга Бородина сделала театру и публике представительский подарок.

Подарок получился слегка формальным. Но петербургской публике не привыкать к тому, что знаменитое меццо в последние годы почти всегда выступает в жанре «и на челе ее высоком не отразилось ничего». Кого бы ни пела Бородина, она поет только себя — неотразимую, бессуетную, властную, печальную от осознания своего превосходства. Не женщина — богиня. Она не требует со сцены ни любви, ни сопереживания — ей нужно лишь поклонение. Но что поделаешь — в мире такой голос один, приходится поклоняться.