После Тищенко

МАРИНА НЕСТЬЕВА о долге перед композитором, ДМИТРИЙ РЕНАНСКИЙ о конце петербургского музыкального застоя

Имена:  Борис Тищенко

Со смертью композитора Бориса Тищенко можно закрывать большую эпоху в отечественной музыке. Происходит полное изменение координат, особенно в композиторском ландшафте Петербурга. Тищенко

Читать!

• 4 года с OPENSPACE.RU: Best of the Best
• Юровский об опере «Мастер и Маргарита»
• Заветные желания наших авторов и коллег
• Сергей Жадан. Ворошиловград
• Лена Катина: «Эти песни надо петь пожизненно»

был слишком монументальной фигурой, этаким композиторским тяжеловесом, чтобы не вызывать конфликтных, даже взаимоисключающих мнений. OPENSPACE.RU публикует два из них – известного музыковеда Марины Нестьевой и постоянного своего автора Дмитрия Ренанского.


МАРИНА НЕСТЬЕВА

Ушел из жизни очень большой российский композитор. Время не просто горевать о потере, но попытаться осмыслить Тищенко как художественное и нравственное явление. Его музыкальный дар богато проявился – в создании музыки и в пианистическом искусстве, в педагогике и в литературной деятельности. Он был смелым художником – открывал новые горизонты в музыке, но и не стеснялся опираться на традиции, не боялся заимствований из прошлого, знал и изучал всевозможные звуковые сферы – от старых полифонистов, западных классиков-новаторов, старших отечественных современников до нововенской школы, техник, распространенных в ХХ веке, японской гагаку.

И много чего другого варилось в творческой лаборатории Тищенко. Но всякий раз несходно: все влияния композитор перерабатывал, подчинял индивидуальной манере. И в результате создал свой музыкальный мир, отчего его искусство воспринимается как огромный цельный художественный пласт.

Он был независим от конъюнктуры – ни в социальном, ни в технологическом смысле. Не приспосабливался к моде, не делал карьеру. Его всегда больше интересовало «что», чем «как». Поэтому быть в плену у средств выражения – не путь Тищенко.

Он исповедовал большой стиль, ныне почти исчезнувший в мировой практике. Но Борис Иванович оставался верным ему всю жизнь. Его концепции очень протяженны. Чего стоит хотя бы грандиозный труд композитора последних десятилетий – мегацикл из пяти Данте-симфоний, созданный на основе «Божественной комедии» великого итальянца.

Его работоспособность была столь же поразительна, как и самодисциплина и организованность. Недаром в творческом наследии более 150 опусов. Конечно, не все они равноценны, есть среди них и проходные. Но многие уже при жизни их автора стали классикой – достаточно назвать Первый виолончельный концерт, Третью, Четвертую и Пятую симфонии, Арфовый концерт, балеты «Двенадцать» и «Ярославна», трилогию на стихи Чуковского для музыкального театра.

Стиль Тищенко многосоставен, многолик и в то же время узнаваем. Ближайшие «соавторы» композитора – Блок, Ахматова, Цветаева, к текстам которых он обращался в своей музыке. Борис Иванович дружил с Иосифом Бродским, общался лично с Ахматовой. У Блока воспринял идею «вечной женственности», так ярко заявившую о себе в балете «Ярославна».

Среди музыкальных учителей главный – Дмитрий Дмитриевич Шостакович. Учитель и ученик, как ни фантастически это звучит, общались на равных. Их связывало исключительное взаимное уважение и любовь, профессиональная и человеческая солидарность. Достаточно упомянуть о таком поистине джентльменском обмене: не очень удовлетворенный оркестровкой Первого виолончельного концерта Бориса, Дмитрий Дмитриевич подарил ему на день рождения свой вариант, как бы в назидание. Ученик был в восторге, но некоторые критики все же отдали предпочтение авторской версии, более оригинальной (в ее инструментовке отсутствовали струнные инструменты и преобладали духовые). Тищенко же, в свою очередь, оркестровал несколько произведений учителя – вокальные циклы «Сатиры» на стихи Саши Черного, «Четыре стихотворения капитана Лебядкина» на слова Достоевского и «Антиформалистический раек».

Сегодня ясно: Тищенко – самый последовательный представитель школы Шостаковича, самый крупный продолжатель этой ветви мировой музыки, сохранивший при этом персональные черты.

Развернутые композиции, процессуальность симфонического мышления помогают запечатлеть беспрецедентное напряжение нашей эпохи, ее острейшие конфликты, трудный, подчас мучительный путь достижения гармонии и умиротворения противоречий. Особую действенность придает симфоническим опусам Бориса Ивановича его «чувство театра», соблюдение всех законов развертывания драмы, изживания конфликтов, персонификации идей с помощью оркестровых лейттембров.

Как и во всяком большом искусстве, в его творчестве диалектически взаимодействуют противоположные пары – простое и сложное, субъективное и объективное, игровое и серьезное, непосредственное и рациональное.

Судьба сочинений Тищенко далеко не всегда была гладкой. Много лет лежала на полке партитура «Реквиема» на стихи Ахматовой. По идеологическим причинам запрещали балет «Двенадцать». Неприятности были и у «Ярославны», и у фильма «Гибель Пушкина», где музыка Тищенко – один из главных компонентов выразительности.

Тем не менее у него были прославленные исполнители-сотворцы. Мстислав Ростропович играл Первый виолончельный концерт, Леонид Якобсон ставил балет «Двенадцать», Олег Виноградов как хореограф и Юрий Любимов как режиссер дали сценическую жизнь другому выдающемуся балету – «Ярославна». Геннадий Рождественский исполнил несколько симфоний. Валерий Гергиев сыграл сюиту из «Ярославны», Вторую симфонию «Марина», «Реквием» на стихи Ахматовой. Услышав Первый виолончельный концерт, Евгений Александрович Мравинский назвал его одним из самых выдающихся произведений ХХ века.

Музыкально-театральные деятели все еще в долгу у композитора. В мире его музыка тоже пока мало известна. Частично это объяснимо тем, что исполнение его сочинений – работа трудоемкая, сложная, требующая особого мастерства, времени и энтузиазма. Будем надеяться, что величие творчества композитора Бориса Тищенко оценит более широкая аудитория, и в дальнейшем оно обретет новых исполнителей.


ДМИТРИЙ РЕНАНСКИЙ

Совсем недавно в Петербурге произошло событие, которое подвело пунктирную черту под эпохой в музыкальной жизни города: на семьдесят втором году жизни скончался композитор Борис Тищенко. Разумеется, «как-то, ей-богу, неловко в эти траурные дни предаваться псевдоинтеллектуальным спекуляциям», но обозначить символический смысл произошедшего представляется все же необходимым.

Уж слишком значительной (если не сказать эмблематической) фигурой был покойный. Родился в 1939-м, шестидесятник par excellence – что хронологически, что эстетически. Первый международный триумф случился за два года до известных событий августа 1968-го на фестивале – ирония судьбы – «Пражская весна». Работал с Юрием Любимовым (балет «Ярославна»), написал реквием на тексты боготворимой шестидесятниками Ахматовой, пострадал от режима (Вторую симфонию «Марина» на тексты Цветаевой забанила советская цензура). Ключевыми в виртуальной биографии Тищенко могли бы стать тэги «тихое диссидентство», «интеллигентский крест», «подчеркнутая петербургскость».

Главной, впрочем, меткой должна была бы стать фамилия Шостакович. У него Тищенко учился в аспирантуре, Шостакович переоркестровал его Первый виолончельный концерт (теперь можно только догадываться, что значил для молодого композитора этот вполне фрейдистский жест наставника и кумира). Сейчас повсеместно говорится о том, что Тищенко-де «продолжал традиции симфонизма Шостаковича». На самом деле всё куда серьезнее: Тищенко положил жизнь на то, чтобы заместить Шостаковича. После смерти учителя он принял его консерваторский класс и традицию сочинения больших симфоний.

То, чем закончился этот опыт по искусственному поддержанию жизни отмирающего жанра, подробно описано колумнистом OPENSPACE.RU. Трагедия заключается в том, что приватным выяснением своих отношений с учителем на нотной бумаге Тищенко не ограничился. Внимание, вопрос: много ли выпускников консерваторского класса Тищенко и, шире, выпускников композиторского факультета Петербургской консерватории, патриархом которого он был, выбилось за последние десятилетия в большие композиторы? Единственный положительный ответ – Борис Филановский. Чей опыт является исключением: пребывание в классе Тищенко Филановский осознает как «школу эстетического и профессионального выживания».

Тут настает самый неприятный момент: конечно, de mortuis aut bene, aut nihil, но и портрет Тищенко, и картина музыкального Петербурга последних лет будут неполными без признания того, что консерваторский класс покойного был творческим гетто, в котором погибли как музыканты многие талантливые студенты, – а те, кому все же удалось спастись, потратили много крови на преодоление нанесенных им профессиональных и человеческих увечий. Прикрываясь маской «служения традициям» и молясь на икону Шостаковича, Тищенко с коллегами по факультету – справедливости ради, разделяющими с ним ответственность, – превратили композиторский сектор Питерской консерватории в зону, удаленную от актуального искусства; в территорию, навсегда застрявшую в середине прошлого века. Проще говоря, в эстетическую провинцию.

Трудно придумать лучшее выражение того болезненного застоя, в котором музыкальный Петербург пребывает последние десятилетия, чем поздние сочинения Тищенко. С одной стороны, мегаломания, претензия на «музыку под видом больше-чем-музыки». С другой – лежащий в руинах профессионализм, крайний консерватизм, потерянное чувство времени, абсолютная оторванность от окружающей реальности и полная ненужность потенциальному потребителю. Неслучайно именно Тищенко был избран Петербургской филармонией – главным концертным институтом города и главным местным музыкальным импотентом – в главные современные композиторы. Симфонические сочинения Тищенко были едва ли не единственной современной музыкой, из года в год регулярно звучавшей со сцены Большого зала Филармонии.

Наивно было бы предполагать, что вместе с Борисом Тищенко уйдет и эпоха петербургского музыкального застоя. Слишком апатичен и анемичен музыкальный мир северной столицы. Слишком долго в нем не происходило ничего по-настоящему серьезного. Слишком велики масштабы культурологической катастрофы. Но очередная зарубка на древе истории поставлена. В России, а особенно в Петербурге, особенно в последние годы ход времени в академической музыке зримо отстает от реального. Сегодня очевидно лишь одно: для музыкального Петербурга смерть Бориса Тищенко знаменует наступление 2010-х. Что именно нас в них ждет – большой вопрос.