«Демон» в театре имени Станиславского и Немировича-Данченко

Духу изгнанья опять не повезло

Духу изгнанья опять не повезло

«Детский утренник» — излюбленное кулуарное выражение, которое лучше многосложных описаний объясняет суть отчаянно неудавшегося спектакля. В случае с новой постановкой театра на Большой Дмитровке без этого выражения никак не обойтись.

Опера «Демон» по хрестоматийной поэме Лермонтова — самое знаменитое (благодаря нескольким хитовым ариозо главного героя, исполняющимся отдельно в концертах), но все равно довольно раритетное сочинение Антона Рубинштейна; Рубинштейн вошел в историю прежде всего в качестве пианиста и основателя первой русской консерватории — в Санкт-Петербурге. Постановочная жизнь у «Демона» в последнее время как-то совсем не складывается. Московскую версию Михаила Ефремова в «Новой опере», равно как и парижско-мариинскую копродукцию гораздо более именитого Льва Додина, нельзя назвать успешной. Но только что показанная работа приглашенной питерской команды из режиссера Геннадия Тростянецкого и художника Семена Пастуха просто бьет все рекорды неудач.

Это дебют драматического режиссера в опере. Из двух привычных в таких случаях вариантов поведения — завороженное остолбенение перед поющими людьми или судорожное мизансценирование каждого такта — Тростянецкий выбрал скорее второе. Никто на сцене просто так не стоит, не сидит и не лежит, все без конца суетятся. Самая неотразимая режиссерская находка — труп князя Синодала, уже изрядно измятый его безутешной невестой Тамарой, вдруг встает и неспешной походкой отправляется к заднику сцены — видимо, в рай. Рифмой к этому смелому эпизоду оказывается в финале труп Тамары в руках Демона, остервенело мотающего его из стороны в сторону. Ощущение крайней неловкости возникает даже не из-за некрофильских режиссерских затей, а из-за неаккуратной и грубой работы, которая здесь особенно бросается в глаза.

Но вообще-то весь спектакль, разворачивающийся под неопрятной громадой висящих на многочисленных веревках двух черных крыльев, можно рассматривать в качестве сборника примеров дурного вкуса и театральных шаблонов. Самые шаблонные из них — демонические взмахи какой-то темной тряпкой, которыми главный герой убеждает всех присутствующих в своей гордой необычности. Белая тряпка, которой так и эдак орудуют персонажи в белых облегающих одеждах, понятное дело, символизирует силы сопротивления.

Если этнографические эпизоды — прежде всего готовящаяся грузинская свадьба — безусловно, воодушевляют постановщиков и своей веселой цветастостью как раз и позволяют говорить о детском утреннике, то загадочный образ Демона так остается для всех, в том числе для режиссера, полной загадкой.

Это довольно обидно, учитывая, что главным Демоном в театре назначили Дмитрия Степановича — неординарного певца, любящего поактерствовать и не боящегося выглядеть странно и непривычно. Роль не подходит ему по голосу: Рубинштейн написал ее для баритона, а Степанович — бас. Его верхние ноты порой не выдерживают никакой критики, к концу оперы голос и вовсе сипнет. Но образ певшего эту партию главного русского баса Шаляпина явно не дает певцу покоя.

С помощью режиссерских и дирижерских умений из Степановича вполне можно бы было вылепить неплохого Духа изгнанья, а не пародию на него, как это вышло на деле. Однако музыкальный руководитель постановки, патриарх театра Вольф Горелик, хорошо вел оркестр, но как-то совсем не участвовал в судьбе солистов (из них качественнее всех пел партию Синодала Алексей Долгов; Тамаре в исполнении Натальи Мурадымовой очень не хватало в голосе ангельской легкости). А режиссура окончательно зачеркнула все надежды. В общем, «Демону» в очередной раз не повезло.