Мать и дитя: семейные сцены

У любимого сюжета Генри Мура были параллели и в глубоком прошлом, и в политически сомнительном настоящем

Имена:  Генри Мур

Рабочее происхождение
Мур родился в Йоркшире. Его отец, как и многие жители региона, был шахтером, а мать присматривала за восемью детьми (включая будущего скульптора). В классической монографии о Муре историк искусства Герберт Рид пересказывает детское воспоминание скульптора: «Мать страдала от ревматизма... и, когда Генри вырос и окреп, она просила сына натирать ей спину самодельной мазью с резким запахом. От этого запаха у него слезились глаза, но на всю жизнь осталось тактильное ощущение от контакта с костями под слоями кожи и мышц. Спина матери — она была крупной женщиной — казалась мальчику необозримой, полной контраста между податливой плотью и твердой костью. В этом контрасте он позже признал особое, скульптурное ощущение телесности».


Искусство для простых людей
Мур любил подчеркивать свое рабочее происхождение, хотя, по всей видимости, его отец был человеком образованным и активным. Культивируемая скульптором простота; житейская мудрость и практицизм, которые у британцев ассоциируются с Йоркширом, повлияли и на выбор сюжетов. В этом смысле Муру близок культ материнства, характерный для тоталитарного искусства СССР и Германии (общество, декларирующее власть «простых людей», испытывает необходимость в четких, считываемых на животном уровне образах — особенно когда религиозное поклонение Богоматери не приветствуется). Впрочем, как раз в 1920-е годы в Европе случился так называемый «возврат к гармонии», когда многие художники интернационального стиля ар-деко не задумываясь стали использовать традиционные сюжеты, слегка приправляя их модернистскими приемами.


В дар богам
После нашествия испанцев в 1537 году от цивилизации индейцев муисков мало что осталось. Эта фигурка, изображающая мать с ребенком на руках, использовалась в религиозных ритуалах муисков, о которых почти ничего не известно. Поскольку фигурки такого типа редко встречаются в захоронениях муисков, ученые предполагают, что они изготовлялись в дар богам: либо для того, чтобы защитить дарителя, либо в знак благодарности за избавление от болезни. Мур вплотную занялся разработкой сюжета после того, как у него родилась дочь, так что многочисленные вариации на тему можно рассматривать и как вотивные фигуры, призванные защитить семью.



Телесный сюрреализм
Это, возможно, самое агрессивное прочтение темы в творчестве Мура. Здесь и мать и дитя теряют антропоморфность и застывают где-то между органикой и механикой. Такому повороту сюжета не находится объяснений в биографии скульптора. Здесь, пожалуй, он вплотную подошел к сюрреалистическому взгляду на тело как на иррациональный и абсурдный механизм, постоянно меняющий конфигурацию в зависимости от внешних раздражителей. Не исключено, что Мур вдохновлялся схематичными «Женщинами» испанского сюрреалиста Хулио Гонсалеса.

Непопулярный сюжет
Авангард в целом покончил с лобовыми изображениями хрестоматийных сюжетов христианского мира, и произведения на излюбленную Муром тему в ХХ веке встречаются крайне редко. Одно из интереснейших исключений — сын армянских беженцев Аршил Горки, американский художник трудной судьбы. Его считают пионером абстрактного экспрессионизма — направления, принесшего Америке славу продвинутой в художественном отношении державы. Горки (это псевдоним, взятый в честь автора романа «Мать») больше всего известен автопортретом с матерью в духе позднего Гогена. Картина «Мать и дитя» предвосхищает знаменитые абстрактные женские образы Виллема де Кунинга, но написана нежнее и чуть-чуть напоминает иконные прориси.


«В точке пересечения»
Поминать Микеланджело стало уже доброй традицией «Кругов», и этот выпуск не исключение. Одна из последних скульптурных версий взаимоотношений матери и ребенка, сделанных Муром, заставляет вспомнить уже упоминавшуюся «Пьету Ронданини» из миланского замка Сфорцеско. Вообще, современники так часто сравнивали Мура с великим флорентийцем, что под конец он и сам поверил в то, что равен гениям прошлого. Впрочем, скульптор был скромным йоркширцем и никогда бы не позволил себе восклицания, которое Сергей Довлатов приписывает Эрнсту Неизвестному: «Вертикаль — это Бог. Горизонталь — это Жизнь. В точке пересечения — я, Микеланджело, Шекспир и Кафка…».


Злобный малыш
В индийской мифологии изображения Кришны с кормилицей Деваки играют роль образов Богоматери с младенцем для христиан. Однако Кришна мог быть не только нежным малышом: из злой демоницы Путаны он высосал все жизненные соки — через грудь, естественно. Ненасытный младенец — персонаж фольклора всех стран мира. И Мур, кажется, не обошел стороной и эту особенность материнства: его женщины часто полые внутри, как будто ребенок забрал себе часть их плоти.


На старости лет
Одна из последних графических серий Мура отсылает к сентиментальным и трагическим образам «Рисунков из бомбоубежища». Рисунки напоминают Пикассо неоклассического периода, в них все просто и статично. Обращение к любимому сюжету на старости лет вызывает ассоциацию со сценой смерти деревенского жителя, описанной Михаилом Зощенко в «психоаналитическом» романе «Перед восходом солнца»: «Старик открывает глаза и мутным взором обводит окружающих. Губы его что-то шепчут. Одна из женщин, молодая и смуглолицая, наклоняется к старику и молча слушает его бормотание.
— Что он? — спрашивает старуха.
— Титьку просит, — отвечает женщина. И, быстро расстегнув свою кофту, берет руку старика и кладет ее на свою обнаженную грудь. Я вижу, как лицо старика светлеет. Нечто вроде улыбки пробегает по его губам. Он дышит ровней, спокойней».


Безрасовое общество
На плакате изображена идеальная гражданка нацистской Германии, полногрудая блондинка с арийскими чертами лица. Пейзаж подчеркивает ориентацию на «кровь и почву» как основу здоровой немецкой нации. Послевоенная популярность Мура во многом опиралась на использование базовых сюжетов в максимально абстрактной форме. Мур нашел архетип «матери» вне расы, происхождения и идеологии, и благодаря этому его скульптуры заполонили мир.



На эмоции
В 1960-е годы новому поколению художников и критиков стремление Мура свести все к архетипическим биоформам казалось наивным. Властители умов — структуралисты, постструктуралисты и деконструктивисты — утверждали (и это общепринятая в западной мысли точка зрения), что материнство, отцовство, детство — не более чем сложносочиненные социальные конструкции. Они не даются нам по праву рождения, а «конструируются» и «изобретаются» по ходу жизни и под давлением внешнего мира. Блеск и нищету такого подхода продемонстрировал в своей последней книге Camera Lucida великий семиолог Ролан Барт. Он рассуждает о фотографии, исходя из субъективных ощущений от любимого снимка, на котором изображена его мать в детстве, но сам снимок читателю не показывает, поскольку он значим только для автора. Барта обвинили в том, что он собственными руками рушит стройную интеллектуальную теорию, строя анализ целой области искусства на базовых человеческих эмоциях. Неизвестно, прочел ли Мур Camera Lucida, но можно предположить, что ему книга понравилась бы.