Следующая книга написана человеком, по-своему не менее экстраординарным, чем Каминская. «Рентген строгого режима» — воспоминания ленинградского инженера Олега Боровского, арестованного в 1948 году по сфальсифицированному обвинению в «подготовке покушения на товарища Сталина во время парада физкультурников на Красной площади». Почувствовав, что на общих работах в каторжном лагере под Воркутой жить ему осталось недолго, Боровский сообщил начальству, что может сделать для санчасти из подручных материалов рентгеновский аппарат — и действительно построил его за два месяца. До освобождения, пришедшего в 1956 году, Боровский был рентгенотехником и жил на положении врача, благодаря этому и спасся. Сконструированный им прибор инженер назвал РАБ — рентгеновский аппарат Боровского.

В лагере Боровский случайно познакомился с дочерью расстрелянного командарма Уборевича Владимирой, которая стала его женой. С ней он прожил всю дальнейшую — к счастью, долгую — жизнь. Владимира Иеронимовна и подготовила эти воспоминания к печати.

Боровский в своих мемуарах, как и Каминская, пишет о малых «сообществах сопротивления». Это были очень разные по самосознанию группы заключенных — не только интеллигентские, но и, например, бандеровские. Боровскому довелось общаться и с бывшим немецким шпионом (перевербованным советским пленным), и с пламенным юношей, который говорил в доверительной беседе о своих взглядах: «Я фашист, всех коммунистов — в печку!» (через много десятилетий он стал председателем огромного парткома — КПСС, разумеется). Однако ни один из тех людей, кто помогал Боровскому в лагере, не выглядит в книге законченным негодяем. Многих оказывается возможным простить или хотя бы понять. Более того, те группы, которые складывались вокруг Боровского и его рентгеновского аппарата, были основаны на солидарности и сострадании. «Сообщества сопротивления» действовали поверх границ между арестованными «за дело» и без повода — важнее то, что их участники осознавали себя политическими заключенными.

Но самое неожиданное и в то же время самое узнаваемое в книге Боровского — общность людей, которые поверили в невозможную идею ленинградского инженера и, рискуя попасть в карцер, воровали на шахте или выменивали на спирт детали для его будущего аппарата. Читая «Рентген строгого режима», начинаешь понимать, почему так фальшиво выглядят советские производственные романы: если добавить к типовому сюжету такого романа сообщения о том, что необходимые детали «спионерены» на соседнем заводе или куплены там же за бутылку белой или за продукцию родного предприятия, всё становится намного понятнее и правдоподобнее.

Книги Каминской и Боровского помогают ответить на вопрос, на который так и не ответили либералы от российской политики в 1990-е годы. Если в большой компании заходил, да и сегодня заходит разговор о том, сколько всего было безобразного при советской власти и этой властью порожденного — обязательно найдется кто-то, кто скажет: «Ты хочешь сказать, что было только плохое? Значит, я и мои сверстники (или мои родители, деды и бабки и т.д.) зря прожили свою жизнь?»

Интуитивно каждый из нас чувствует, что большинство живших при советской власти прожили свою жизнь не зря, но почему не зря — объяснить очень трудно. Говоря марксистским языком, каким может быть смысл жизни, прожитой в условиях тотального отчуждения, что могло быть создано такой жизнью? А ведь советская власть и была системой тотального отчуждения человека.

Пожалуй, самое важное, что было создано советскими людьми, — это не заводы, домны, ракеты, «перекрываем Енисей» и т.п. (все это им не принадлежало, хотя и было ими создано), а преодоление отчуждения, то есть человеческие связи, которые давали возможность для сопротивления давлению власти. Конечно, значительная часть советской социальности была основана на блате и круговой поруке, но было и другое: компании, где вырабатывалась этика взаимопонимания людей с разными взглядами и очень разным бэкграундом. Память об этом типе социальности почти утрачена в нынешнем российском обществе, но сохраняется в таких книгах, как мемуары Каминской и Боровского.

Зачем подобная социальность нужна современному человеку, объясняется в книге известного французского философа Жан-Люка Нанси «Непроизводимое сообщество»; оригинал вышел в 1986 году. Трактат этот написан весьма схоластическим языком и говорит прежде всего о литературных сообществах ^*, но некоторые выводы философа имеют общее значение.

Сегодняшнее общество отчуждено от истории, особенно в тоталитарных странах, но и в демократических тоже. Научиться заново жить вместе в группе, реальной или виртуальной, но не предзаданной идеологически, — это возможность вернуться в историю. Эта возможность реализуется, если сообщество решит, что оно не «исполняет» уже существующий смысл истории, а заново его создает. Поэтому «...каждое “сегодня” — это дар и шанс... решить, как оно может стать не просто временем, а нашим временем» (курсив Ж.-Л. Нанси).

Нанси подчеркивает, что речь идет о людях, которые, объединяясь, не отказываются от своих различий, а, напротив, «раскрываются к многообразию самих себя» (там же). Именно тогда рождается группа или компания, которая самим фактом своего обособления разрывает тотальную веру в коллективный миф.

Лучшие из сообществ, о которых пишут Каминская и Боровский, были устроены именно так. Человеческие связи в этих сообществах давали их участникам возможность возвращения в историю, от участия в которой их отстранили советские вожди, присвоившие право говорить от лица исторической необходимости. Недаром Боровский обращает внимание на то, как много в лагерной больнице спорили о дальнейших путях развития России. Вероятно, куда больше, чем на воле.

Подсудимые политических процессов и сочувствовавшие им тоже стремились вернуться в историю. Насколько можно судить из сегодняшнего времени, многим из них тогда удалось почувствовать чужую, даже враждебную эпоху своей.

Мне кажется, в современной России нет более важной социальной задачи, чем вернуться в историю, думая и действуя не от лица государства или партии, но оставаясь частным человеком, поддерживающим и получающим поддержку от других частных людей. Три книги, о которых я сегодня рассказал, каждая по-своему, говорят о том, что эту задачу можно решить.

Дина Каминская. Записки адвоката. М.: Новое издательство, 2009

Олег Боровский. Рентген строгого режима. М.: Время, 2009

Жан-Люк Нанси. Непроизводимое сообщество. М.: Водолей, 2009
Перевод с французского Ж. Горбылёвой и Е. Троицкого ______________________________________________________


^* Свою собственную утопию малой группы, которая может вернуться в историю, Нанси называет «литературным коммунизмом» (communisme littéraire), однако я думаю, что российского читателя-неспециалиста этот термин может запутать, а при обсуждении концепции Нанси без него можно обойтись.