Акмеистическая вещность – это основа всего, что почти сто лет делается в нашей поэзии.

Оцените материал

Просмотров: 22377

Речь Евгения Рейна на вручении премии «Поэт» 24 мая 2012 года

Евгений Рейн · 25/05/2012
«Семьдесят лет я сочиняю стихи, значит, угробил на это занятие свою единственную жизнь. А может быть, я спас ее?»

Имена:  Евгений Рейн

©  Евгений Гурко / OpenSpace.ru

Евгений Рейн

Евгений Рейн

Сейчас, когда уже наступила пора задуматься, на что я истратил свою единственную жизнь, я о чем-то догадываюсь, но не могу объяснить это толковым и исчерпывающим образом.

Я родился в Ленинграде, за шесть лет до великой войны, в самой глубине советской эпохи. Первые детские стихи стал сочинять в семь лет, едва переступив школьный порог. Когда мне было одиннадцать, случайно, по семейным обстоятельствам, я познакомился с Анной Ахматовой. В год смерти Сталина поступил в Технологический институт, не имея к этому ни задатков, ни интереса, и лишил себя возможности получить гуманитарное образование.

Я хорошо помню довоенные и послевоенные годы, день нападения Гитлера на СССР и все дальнейшее, буквально час за часом, вкус, цвет и запах всех сменяющихся периодов моего, так сказать округленно, поэтического семидесятилетия.

Поэтому я думаю, что именно память была и материально, и душевно тем, из чего и возникали мои сочинения. Может быть, повышенная чувствительность к внешней коре мира, прекрасной — я ведь вырастал в Ленинграде-Петербурге — и одновременно безобразной, даже мучительной, и была поводом для попытки что-то понять, запечатлеть, изобразить то, что я интуитивно чувствовал, словами, которые я пытался сделать как можно отчетливее и звучнее.

Очень долго теория стихосложения меня нисколько не интересовала, а вот великий опыт русской поэзии за 200 лет, от Тредиаковского и Ломоносова, от Пушкина и до моих современников, занимал, и даже очень. Дома у меня была хорошая библиотека, но еще школьником я открыл для себя ленинградские книжные барахолки, букинистические магазины и все возможные в ту пору книгохранилища.

Не хочется хвастаться, да, собственно, и нечем, и все-таки, только я начал писать что-то осознанное, как смутно почувствовал, в чем моя главная задача, в чем, собственно, затруднение. Сейчас я точно знаю, в чем. Четко и ясно для меня это сформулировал Ходасевич. Дело в том, чтобы каждый стих прогнать сквозь прозу, ибо только там, за колоритной и обольстительной прозой, прозой жизни и времени, за прозой в ее стилистическом выражении находится нечто, что и есть образ поэзии.

Я всю жизнь любил Пушкина, Лермонтова и Некрасова, но мог научиться у них только азам; по счастью, в моей домашней библиотеке нашлось алконостовское собрание Блока. И именно благодаря Блоку я понял, с какой мерцающей беглой точностью, с какой полнотой и соблазнительной недосказанностью слова и образа могут стихи отобразить время и самого поэта. Однако и тут я не стал последовательным учеником. Увы, слишком впечатлительный и непостоянный, уже очень много прочитавший, пленялся я и классиками, и модернистами, Белым и Маяковским, Кузминым и Ахматовой, доходил в своих блужданиях до переводных Рембо и Аполлинера и даже, сейчас должен признаться, до Тихонова и Сельвинского.

С публикациями мне не везло, это было закономерно, моя первая книга вышла, когда мне было 49 годков, она пролежала в советском издательстве семнадцать лет. По-моему, это мировой рекорд воздержания. Поздно, очень поздно… Но, слава Богу, я не напечатал ничего эпигонского, вообще, когда дело дошло до публикации (а сейчас у меня более 20 книг стихов), я отсеял десятки ранних и не ранних текстов, и даже не хочу в них разбираться.

Я хорошо помню, как Ахматова с очевидной продуманностью сказала: «Вы думаете, я, акмеистка, не знаю, что последней действительно великой идеей в русской поэзии был символизм». Вот и сейчас, уже после авангарда и Бродского, после всего, что произошло с русской поэзией, я думаю точно так же. Возникает вопрос — почему? Ведь русскому символизму как школе суждена была короткая жизнь, какие-нибудь пятнадцать лет. И он был благополучно умерщвлен, в основном руками своих эпигонов. Однако не забудем, что символизм вообще соприроден поэзии. И в каком-то смысле символистами были и Пушкин, и Тютчев, и уж наверняка самый великий символист в истории мировой поэзии Данте. А в нашем веке, безусловно, поздний Мандельштам, и разве «Поэма без героя» — не символистическое произведение?

Стоит ли нам, с нашими скромными силами, карабкаться на эти крутые вершины? Я думаю, стоит. Прежде всего, потому что то, о чем мы пишем, как все кругом, временно и тленно:

        Все великое земное
        Разлетается как дым:
        Нынче жребий выпал Трое,
        Завтра выпадет другим…


Но закрепить эти чувства, это зрение — вот притягательная задача. Для этого какие нужны качества — прежде всего, овладение словом, языком, понимая его как метафизическое воплощение всего сущего от сотворения мира до шнурков на стоптанных ботинках. А ведь язык таит и звуковые, и смысловые, и образные воплощения. Они уже содержатся в стихах, если поэт пытается пробиться вверх и вглубь через поверхностный слой необязательных подсказок. Это не может быть совершенно сознательно, это получается чем случайнее, тем вернее. Всякий, кто когда-либо стрелял из ружья по мишени, знает: чтобы попасть в цель, надо целиться немного выше.

А как же быть с тем, что читатель не может прыгнуть выше головы и, утомленный и раздраженный несовпадением с поэтом, готов отвернуться в сторону шоу-бизнеса и масс-медиа? Не знаю. И все-таки:

        Не для житейского волненья,
        Не для корысти, не для битв,
        Мы рождены для вдохновенья,
        Для звуков сладких…


Ну, и так далее… Прерываюсь здесь, ибо эта проблематика слишком специальная.

Прекрасно понимаю, что акмеистическая вещность — это основа всего, что почти сто лет делается в нашей поэзии. Когда-то академик Жирмунский назвал свою известную статью «Преодолевшие символизм». Почему бы не сказать обо всех наших попытках, в том числе и авангардистких, деструктивных (если они, конечно, не ерунда, которой тоже хватает в мире), «преодолевшие акмеизм»? Это преодоление может быть только намеком, заимствуя термин из музыкальной литературы, общим фоном всей оркестровки. А без этого не спасет ни дарование, ни виртуозность. Стоит ли вообще, по выражению Бродского, «варить супчик», если у тебя нет соли? Теоретически мне это ясно, но откуда взять эту соль? Она осадок в растворе, достать ее надо из двух пространств — одно возвышается над поэтом и состоит из идей и фактов, философии, религии и истории, знать которые следует хоть наощупь, хоть приблизительно, другое пространство — это отзвук и оттиск всего вышеназванного в подсознании поэта, ведь корни стиха уходят в глубины этого подсознания, а если корни не идут в глубину, растение вянет.

Ну вот, возвращаюсь к тому, с чего я начал. Семьдесят лет я сочиняю стихи, значит, угробил на это занятие свою единственную жизнь. А может быть, я спас ее? Что бы я делал, если бы не пытался пробиться через потолки и переборки власти и времени самого существования? Страшно подумать, что бы тогда из моей жизни получилось, какой тлен, какая пустопорожняя суета. Ваше одобрение подсказывает мне, что, может быть, все-таки спас.

Благодарю вас всех.

Ссылки

 

 

 

 

 

КомментарииВсего:9

  • Аркадий Перенов· 2012-05-25 16:35:18
    Хороший разговор Евгения Рейна ничего не вижу криминального признаться и мне Перенову в любви к Тихонову и Сельвинскому не самым плохим поэтам моей страны. В 2010 году слушая Рейна в Ккотебеле и глядя в его умные смеющиеся глаза я понял что он знает что знаю я -поэзия не стоит на месте и даже я уже старый для новаторства понимаю что двигаться надо дадьше а дальше это не боятся быть и сумасшедшим и травиальным и биг-битовым и сюрреалисттичным. Дед уже в гостинице шепнул мне на ухо тайну продолжения нашего поэтического аръергарда. слава Богу я не в последних рядах.
  • Dmitry Bobyshev· 2012-05-26 05:55:06
    Поздравляю Рейна. Прекрасная речь. Очень рад, что он высказал несколько мыслей в защиту символизма, уже 100 лет как гонимого. Я разделяю эти мысли и оценки, и однажды делал доклад на Ахматовских чтениях в 1997 году в музее "Фонтанный Дом". Тема доклада – "Преодолевшие акмеизм. Ахматова и кружок её поздних друзей". Впоследствии я переделал этот доклад в статью и напечатал её в "Вопросах литературы, в номере 6 за 2005 год.
  • Dmitry Bobyshev· 2012-05-26 06:15:36
    Символисты наработали идей на 200 лет вперёд для хусожественной жизни.
  • Dmitry Bobyshev· 2012-05-26 06:17:03
    д
  • a_l· 2012-05-26 13:26:07
    Dmitry Bobyshev, боюсь Вы столько не протянете, а сгодится ли символизм другим, они сами решат.
  • afo-nja· 2012-05-26 22:40:19
    поздравляю,евгений!
    жаль (выброшенных?)
    ранних стихов: они
    замечательные!...

    а. ожиганов
  • a_l· 2012-05-27 14:47:19
    "Семьдесят лет я сочиняю стихи", - и все, скромно и ненавязчиво. Вот достойный пример для подражания нынешней молодежи. Это сказано для тех, кто не понимает, что Поэт такого масштаба, как Рейн, - это Поэт от рождения, Поэт от Бога.
    Жаль, что высказано это по такому ничтожному поводу, как Чубайсовская премия. Эта премия не достойна своего лауреата.
    "...угробил на это занятие свою единственную жизнь" - это не "унижение паче гордости", это искренее сомнение в результатах всей жизни. Высокий дух, высокие сердца.
  • Aleks Tarn· 2012-05-27 19:00:02
    2 Dmitry Bobyshev
    >>>> Символисты наработали идей... <<<<

    Именно что "идей". Но кому нужны идеи там, где работают на амбиции?
  • Владимир Тактоевский
    Комментарий от заблокированного пользователя
Все новости ›