Оцените материал

Просмотров: 63280

От кризиса до кризиса: главное

Варвара Бабицкая, Глеб Морев, Мария Степанова · 26/12/2008
Важнейшие события десятилетия в литературе по версии OPENSPACE.RU
OPENSPACE.RU напоминает своим читателям о главных книгах, вышедших в свет между кризисом и кризисом. Проза, поэзия, non/fiction: выбор соответственно ВАРВАРЫ БАБИЦКОЙ, МАРИИ СТЕПАНОВОЙ и ГЛЕБА МОРЕВА
ПРОЗА

От кризиса до кризиса: главное
Виктор Пелевин. Generation П. М.: Вагриус, 1999

Самая народная из культовых книг редкого писателя, у которого все книги культовые, еще до начала нулевых предъявила миру главного героя десятилетия: рекламщика с неисчерпаемым запасом готовых слоганов и смыслов. В книжке громко и пока еще несомненно иронически прозвучала любимая пелевинская теория заговора массмедиа, управляющих общественным сознанием. А в заглавии впервые появилось нейролингвистическое «П».

От кризиса до кризиса: главное



Михаил Шишкин. Взятие Измаила.
М.: Вагриус, 2000

После присуждения этому роману Букеровской премии вспыхнул жаркий спор: одни критики немедленно признали Михаила Шишкина гением, ставя его в один ряд с Джойсом, Набоковым и Сашей Соколовым, другие обвиняли автора «Взятия Измаила» в спекуляции на чувствах читателя, бессмысленном нагромождении цитат и неудобочитаемости. Все родовые свойства шишкинской прозы — включая автобиографизм, деконструкцию романной формы, смешение исторических времен и стилистических пластов и монтаж незавершенных сюжетных линий — можно ставить автору и в вину, и в заслугу. Как и тот факт, что основным персонажем романа является русский язык. Прекрасный.


От кризиса до кризиса: главное
Александр Чудаков. Ложится мгла на старые ступени. М.: ОЛМА-Пресс, 2002

Такие книги, собственно говоря, появляются не всякое десятилетие. «Ложится мгла на старые ступени» — первый и единственный роман известного литературоведа и историка русской литературы, специалиста по Чехову. В 2002 году, когда вышла книжка, сделавшая Александра Чудакова писателем первого ряда, ему было 64 года; в 2005 году он умер. Книга имеет подзаголовок «роман-идиллия» и таковым и является, несмотря на то что речь в ней идет о выживании ссыльно-поселенцев в Северном Казахстане. Эти слегка беллетризированные мемуары Петр Вайль с полным на то основанием назвал «советским Робинзоном Крузо». Еще это роман воспитания, семейная сага, редкий образец исторической рефлексии; наконец, это очень смешно.


От кризиса до кризиса: главное
Сергей Гандлевский. <Нрзб>. М.: Иностранка, 2002

«<НРЗБ>» — это проза поэта, причем поэта, которому мало найдется равных по калибру. Но так как проза Гандлевского в этой традиционной рекомендации (или оправдании?) абсолютно не нуждается, указанное обстоятельство интересует нас по одному-единственному поводу. «<НРЗБ>» — роман о неподцензурном литературном процессе 70—80-х годов прошлого века, поэтому немаловажно знать, что автор — не только его неоценимый свидетель, но и один из ключевых участников. Остроумный, горький и злой портрет поколения (а многие критики прочитывают его прямо как автопортрет Гандлевского) ему же, поколению, в первую очередь и адресован. Полностью «рзб» во всех подтекстах «романа с ключом» сумели, вероятно, только свои. Но хуже от этого он не становится.


От кризиса до кризиса: главное
Рубен Давид Гонсалес Гальего. Белое на черном. СПб.: Лимбус Пресс, 2002

Поразительный человеческий документ, не имеющий аналогов случай самозарождения литературы в невыносимых условиях и с неясным результатом. Историю выживания испанского мальчика с ДЦП в советских детдомах для инвалидов невозможно рецензировать — только цитировать: «Я — герой. Быть героем легко. Если у тебя нет рук или ног — ты герой или покойник. Если у тебя нет родителей — надейся на свои руки и ноги. И будь героем. Если у тебя нет ни рук, ни ног, а ты к тому же ухитрился появиться на свет сиротой, — все. Ты обречен быть героем до конца своих дней. Или сдохнуть. Я герой. У меня просто нет другого выхода».


От кризиса до кризиса: главное
Эдуард Кочергин. Ангелова кукла. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2003

Петроградская сторона 1950-х, воры, проститутки, инвалиды — невиданный доселе Петербург (Ленинград). Главная книга десятилетия по версии нашего обозревателя Николая Александрова. Почему? «По всему — по языку, по живописности письма, по невероятной фактуре мира, который буквально на глазах из просто мира воспоминаний становится миром художественным, то есть поднимается до художественного обобщения».




От кризиса до кризиса: главное
Алексей Иванов. Золото бунта, или Вниз по реке теснин. СПб.: Азбука, 2005

Краевед Алексей Иванов сконструировал в этом романе свою канувшую горнозаводскую цивилизацию на Урале тщательно, как Средиземье: Иванова и называют русским Толкиеном. Написав детективный роман про поиск пропавшего пугачевского клада на реке Чусовой в конце восемнадцатого века, Алексей Иванов вдохнул новую жизнь в русский исторический роман, до отказа набив его архаизмами и диалектизмами, так что не всякий читатель с легкостью долетит до середины Чусовой, а попутно предложив какой-то непротивный, неквасной вариант патриотизма.


От кризиса до кризиса: главное
Людмила Улицкая. Даниэль Штайн, переводчик. М.: ЭКСМО, 2006

Очень своевременная книга Людмилы Улицкой стала воистину народным бестселлером, «Даниэля Штайна» читают везде: от дворцов до хижин, от редакций литературных журналов до Московского метрополитена. Причина — необыкновенная востребованность темы. Людмила Евгеньевна отважно закрыла собой буквально зиявшую (и продолжающую зиять) литературную амбразуру — религиозные потребности либеральной интеллигенции, которая и рада бы поговорить о духе, да слишком Русью пахнет. Книга, ставшая результатом этой героической попытки, выстроена небезупречно; наблюдается типичный перегиб в сторону популярной экуменической духовности, а праведник немного пряничный. Но больше об этом действительно никто не написал.


От кризиса до кризиса: главное
Александр Гольдштейн. Спокойные поля. М.: НЛО, 2006

Последняя книга израильского писателя, дебютировавшего в 1997-м книгой эссе «Расставание с Нарциссом» и проделавшего в эпоху торжества нон-фикшн обратный мейнстриму путь – к поэтической прозе с автобиографической подкладкой и богатыми культурными подтекстами. «Спокойные поля» – сложное, нелинейное чтение, возвращающее в нашу литературу полузабытое представление о живущем вне рынка слове. По заведенному Шкловским гамбургскому счету, Гольдштейн, как когда-то Хлебников, – чемпион.


От кризиса до кризиса: главное
Владимир Сорокин. День опричника. М: Захаров, 2006

Антиутопия, символически подытоживающая новую эпоху застоя. Хотя «День опричника» сработан с обычным для Сорокина профессионализмом, нужно отметить, что в литературном смысле роман не поражает новизной (уж очень похож на «Кысь» Толстой по части замысла и антуража). Тем не менее книжка взволновала общественность: прежде эстет Сорокин за политическими памфлетами замечен не был. Возможно, писатель уже тогда предусмотрительно посматривал на взывающую к общественно-политическому высказыванию вакансию «писателя@земли.ру», которая трагически освободилась в прошедшем году. А может быть, все проще: актуальный исторический период (в романе, чье действие разворачивается в не столь отдаленном будущем, именуемый «Серой смутой») хоть кого бы допек.

{-page-}

ПОЭЗИЯ


Геннадий Айги. Поклон — пению. М.: ОГИ, 2001

X

В доме от пения то светло, то темно,
будто, от дыхания нашего,
держатся над нами
поляны тепла.

 

 

Михаил Айзенберг. В метре от нас. М.: Новое литературное обозрение, 2003

* * *

Я не сплю. Стучит депешей
поездной состав на Усово.
Отвечает мой топчан.
Из лесу выходит леший
и большой мешок для мусора
рвет зубами по ночам.

 

 

Николай Байтов. Времена года. М.: ОГИ, 2001

Каждый, кто в руки книгу мою берёт,
сразу же видит много знакомых букв.
Мало моих портретов: я их берёг,
как мне советовал мой настоящий друг.
Скупо даю тебе я ракурсы лиц,
слабые позы, взгляды из-под волос.
Редко меня ловили фокусы линз.
Имя мое невидимо назвалось. <…>

 

Дмитрий Воденников. Holiday. СПб.: ИНАПРЕСС, 1999

Сам себе я ад и рай, и волк, и заяц черный.
Не пестро ли этим синим глазкам?
Не пестро — он говорит — не больно,
не больно — скромный говорит - и не думай.
Сам же вертится, как черт белокурый,
так и я вертелся, когда под Пасху
поселиться во мне пришли лисица,
петух и кот, кот и петух, кот и лисица.
Уж и гнули они меня, и лапами били сухими,
но зато теперь никто меня не покинет. <…>

 

Михаил Гронас. Дорогие сироты, М.: ОГИ, 2002

* * *

отпусти меня, не сжимай, плюнь на фига тебе такой безобразный лунь? а всё жмёшь меня, ждёшь когда приду, в рот суёшь еду, в грудь суёшь ерунду —
ослобони меня, слышь, у меня в голове завелась мышь
или две

 

 

Григорий Дашевский. Генрих и Семен. М.: ОГИ, 2000

БЛИЗНЕЦЫ

Н.

Близнецы, еще внутри у фрау,
в темноте смеются и боятся:
«Мы уже не рыбка и не птичка,
времени немного. Что потом?
Вдруг Китай за стенками брюшины?
Вдруг мы девочки? А им нельзя в Китай».

 

Сергей Круглов. Зеркальце. М.: АРГО-РИСК; Книжное обозрение, 2007

<…> Я вжался в металл автобусной остановки
И смотрел, смотрел, не шевелясь.
«Плачьте о своих детях, жены Иерусалима».
Не смотри на меня, Господи: я опоздал.
Я ночью обегал полгорода, а Ты - ну конечно! —
Уже здесь; где же ещё Тебе быть.
Качается голова на чрепии: удар
Справа, слева. Я не успел. Я
Никогда не успеваю.

 

Кирилл Медведев. Всё плохо. М.: ОГИ, 2001

статью моего знакомого миши
опубликовали в журнале «афиша»
под чужим именем
объединив ее со статьей какой-то девицы
(правда с его согласия)
а когда миша послал туда е-mail
в котором спросил
не полагается ли ему
какой-нибудь гонорар
за эту статью,
то из этого журнала
ему прислали ответ
с единственным словом —

«нет» <…>

 
От кризиса до кризиса: главное


Леонид Шваб. Поверить в ботанику. М.: Новое литературное обозрение, 2005

***

Голова моя сокол,
На пастбищах плоскогорных никого не осталось,
Богородица летает над водою,
Как над Измайловским озером.
И в башне запертый военный лётчик
Выплакал упрямые глаза.
Он родом из Удмуртии, он сломлен,
Не унывает никогда.
Судьба и совесть ходят как враги,
Я вижу лётчика хозяином земли.
Я тоже останусь в живых, как герой, как единственный сын —
Огромного роста, с заячьей губой.

 

Елена Фанайлова. С особым цинизмом. М.: Новое литературное обозрение, 2000

<> Сердце не разорвется больше при всем желании.
Водка-цыганка сияет, давно суха.
Как ослепительно зимнее солнцестояние,
Непредставимая, чуждая ранее
Бесчеловечная речь, другая судьба, торжество стиха

 

Олег Юрьев. Франкфуртский выстрел вечерний. М.: Новое издательство, 2007

Пробор / пруд

— Видишь? — разобранный надвое
гребнем светящимся пруд...
— Вижу. Как будто со дна твое
сердце достали и трут.

— Слышишь? - плесканье надводное
бедных кругов золотых...
— Слышу. Как будто на дно твое
сердце сронили — бултых — {-page-}

NON/FICTION

Александр Бренер, Барбара Шурц. Что делать? 54 технологии культурного сопротивления отношениям власти в эпоху позднего капитализма. М.: Гилея, 1999

На месте названной могла быть любая книга прозы Бренера — гениального литературного хулигана и бескомпромиссного теоретика. Все они — о сопротивлении власти, культурной и политической, все — запредельно эмоциональны и одновременно предельно точны в выборе слов.





Михаил Гаспаров. Записи и выписки.
М.: Новое литературное обозрение, 2000

Постмодернистский шедевр великого ученого. Из каталога чужих цитат Гаспаров сделал настоящую филологическую автобиографию, реализовав мандельштамовскую метафору о биографии интеллигента как списке прочитанных книг.





Екатерина Дёготь. Вена. Венеция. Путеводители «Афиши». М.: Афиша, 2001, 2002

Путеводителей «Афиши» много. Но только Екатерине Дёготь удалось замаскировать под бедекер два глубоких и остроумных эссе о европейской культуре, обязательных к прочтению вне зависимости от того, собираетесь ли вы в Венецию или Вену. Впрочем, как путеводители эти книги также незаменимы.


Александр Жолковский. Эросипед и другие виньетки. М.: Водолей, 2003

Выдающийся филолог, Жолковский отлично знает, как сделаны литературные шинели. Изделия его собственного изготовления, именуемые виньетками, скроены безупречно. Зная толк в мастерстве, автор, однако, подчас забывает о читателе, засматриваясь в зеркало.









Вячеслав Курицын.
Журналистика. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 1998

Трудно поверить, но факт: собранные в книгу тексты Курицына — оригинальный микс дневников, дружеской переписки и эстетического трактата — печатались в средствах довольно-таки массовой информации, в газетах и глянцевых журналах 1990-х. Памятником культурной жизни 90-х — азартной, полной юношеского энтузиазма и бесконечно обаятельной — они по праву и останутся.


Григорий Ревзин. На пути в Боливию. М.: ОГИ, 2006

Фирменная ревзинская ирония — универсальный ключ едва ли не ко всем художественно-интеллектуальным явлениям современности, от архитектуры до постмодернистского романа. Самый долгоиграющий из «умных» журналистских проектов в наших медиа: автор, начавший в середине 90-х в шумной компании коллег-критиков, продолжает свою партию едва ли не в одиночестве.





Игорь П. Смирнов.
Действующие лица. СПб.: Петрополис, 2008

Игорь П. Смирнов — рафинированный европейский философ с филологическим прошлым, приятель Гройса и Довлатова. Если вообразить себе, что упомянутые двое сочинили текст в соавторстве, можно получить представление о мемуарном письме Смирнова: острый бытовой анекдот в жесткой концептуальной рамке. Текст редкой семантической плотности и одновременно мемуарной достоверности — явление уникальное. Во всяком случае, по-русски.


От кризиса до кризиса: главное
Максим Соколов. Поэтические воззрения россиян на историю. В 2 тт. М.: Русская панорама, 1999

Политическая история новой России в незаурядной литературной обработке. Тексты первого — и лучшего — периода творчества плодовитого журналиста-писателя, когда сама русская жизнь, казалось, подыгрывала неожиданным стилистическим поворотам и лексическому богатству Соколова.




Ксения Соколова. Революционный гламур. М.: ЭКСМО, 2007

Под безвкусной обложкой с дурацким названием — отличная журналистская проза, сенсационные, без дураков, расследования и описания: сексуальной экономики Москвы, жизни в Беслане четыре месяца спустя, истории пострадавшего за МБХ отца Сергия. Автор служит редактором отдела спецпроектов русской версии журнала GQ и, по сути, оправдывает своими текстами ее существование.

От кризиса до кризиса: главное



Татьяна Толстая. Изюм. М.: ЭКСМО, 2007

Толстая-эссеистка давно сменила Толстую-рассказчицу. Под одной обложкой собраны эссе с конца 1990-х — зачастую извлеченные из экзотических мест первой публикации вроде журнала Vogue, где их никто не читал. А зря — перемена жанра никак не сказалась на мастерстве автора.

Рейтинги других разделов OPENSPACE.RU:
Важнейшие события десятилетия в кино по версии OPENSPACE.RU
Cамые драматические мгновения арт-десятилетия по версии OPENSPACE.RU
Важнейшие альбомы десятилетия в отечественной музыке по версии OPENSPACE.RU
Важнейшие события десятилетия в академической музыке по версии OPENSPACE.RU
Важнейшие события десятилетия в театре по версии OPENSPACE.RU
Важнейшие события десятилетия в медиасфере по версии OPENSPACE.RU
Важнейшие события десятилетия на арт-рынке по версии OPENSPACE.RU

 

 

 

 

 

КомментарииВсего:3

  • lilu· 2009-01-21 19:59:56
    С оценкой книги Гальего согласна, да. Назвать остальные
    главными десятилетия, сомнительно. По поводу «Даниэля Штайна» читают везде: от дворцов до хижин, от редакций литературных журналов до Московского метрополитена ну
    слишком смело и страшно далеки они от народа - вообще по
    вопросу премий: становится ясно - премия, как маркер,
    читатель, проходи мимо, ибо получил сей "пирожок"
    автор по принципу: сегодня ты меня хвалишь, я тебя
    завтра, или поделимся премией. Литературу не миновала
    эта хворь-коррупция.
    Достойного чтива ничтожно мало. Пишут всё на потребу.
    Увы, силиконовые губы в ящике да на фуршетах,
    а в книжках силиконовые герои и чувства.
    Души нет и это видишь, ну и да, или герои пряничные.
    Впрочем, лично мне одна книга кажется достойной
    называться книгой десятилетия, но в этом списке её нет.
    Искренняя, добрая.Сейчас литературная продукция, которую «на гора» выдают современные писатели, изменяет наше сознание в сторону привлекательности, упрощения позиций, желанности бездействия, СОЗЕРЦАНИЯ эмоций. А книга, которую я считаю достойной, подталкивает к ПЕРЕЖИВАНИЮ эмоций, чем и ценна. Она как долгожданная лекарство в эпидемию пошлятины, так называемого «гламура» и «антигламура», что суть одно и то же. У нас ведь всяк, кто напишет халтуру и ее издаст, - уже писатель (как и в шоубизе; там все - звезды). что тут
    добавить, "Сказки нашего леса" Мальков И. мой выбор.
  • Triglif· 2010-05-29 22:52:04
    А как же Борис Рыжий? Самый модный нынче поэт
    Если серьезно, хороший ведь поэт
  • nepravilny_miot· 2010-11-26 21:43:07
    и правда без Рыжего странно.
Все новости ›