Форматирование доверия

И поклонники, и оппоненты Верочки сочли, что присуждение премии «Неформат» есть заявка на передел литературного поля, а цели у этого грядущего передела будут откровенно популистскими

Приблизительно неделю назад в русском литературном интернете случился скандал — казалось бы, совершенно на ровном месте. Начался он с того, что в Москве вручили литературную премию «Неформат». Если кто вдруг не знает, это такая премия, которая объявила своей целью «заглянуть современности в лицо», а для этого — искать и поощрять «молодых талантливых людей, чьи работы невозможно заключить в рамки обыденного, рядового жанра или литературного стиля». Премию получили три молодые женщины (почему-то единообразие пола лауреаток вызвало особый интерес СМИ) — Ульяна Гамаюн (Днепропетровск) в номинации «Большая проза», Ева Рапопорт (Москва) в номинации «Малая проза» и Вера Полозкова (Москва) в номинации «Поэзия». Сразу следует оговорить, что новое для российской литературной общественности имя в этом списке одно — Ульяна Гамаюн (псевдоним это или нет, вероятно, выяснится в обозримом будущем). Ева Рапопорт уже хорошо известна в русском интернете и регулярно публикуется на множестве сайтов. Еще более знаменита Вера Полозкова — у ее блога в Живом Журнале (с никнеймом vero4ka) более девяти тысяч постоянных читателей, она ездит по всей России с чтением своих стихотворений, выступает в других странах СНГ, у нее вышло две книги. Премия не добавляет ей известности, но дополнительно легитимирует ее творчество — уже не как субкультурное, но как общекультурное явление.

Обратим внимание на два интересных обстоятельства. Первое. Премия «Неформат» — вполне публичная институция, и в ее жюри 2008 года входили известные фигуры. Более того, каждый из участников жюри является культовым или по крайней мере авторитетным для той или иной референтной группы: писатель Юрий Мамлеев, телеведущая Ксения Собчак, литературный критик Лев Данилкин, поэт и политический пиарщик Андрей Орлов, который в интернете публикуется под именем Orlusha, а сам себя называет «литературным хулиганом» — почти как Сергей Есенин. Тем не менее вплоть до момента объявления результатов деятельность премии «Неформат», как то: состав жюри, шорт-лист и т.д. — в интернете практически не обсуждалась. Второе. Из всех результатов первого «Неформата» предметом общественного внимания стало только присуждение премии Полозковой. Ульяна Гамаюн, допустим, автор загадочный, ранее не публиковавшийся, и ее романа пока никто, кроме жюри, не читал. Но ведь и о Еве Рапопорт мало кто говорит.

Одним из главных знаков скандала оказалось приглашение, помещенное в блоге поэта и критика Евгении Вежлян: всем желающим предлагалось принять участие в диспуте под названием «Поэт ли Полозкова?». Саму тему Вежлян прокомментировала так: «Ответ, по-моему, очевиден. Но есть разные точки зрения». Как выяснилось из дальнейшей дискуссии, под «очевидным ответом» г-жа Вежлян имела в виду ответ отрицательный.

Немедленно после публикации этого анонса началось коллективное толчение воды в ступе. Вполне уважаемые люди стали долго и изнурительно спорить о том, можно ли в наше время так ставить вопрос: кто поэт, а кто не поэт. В самом деле, такое оценочное словоупотребление больше всего напоминает терминологию советского педсовета. Видимо, размах, который приняла дискуссия, несколько смутил г-жу Вежлян, которая вскоре после этого заявила, что ее формулировка была сознательной провокацией. Г-жа Полозкова опубликовала у себя в блоге гневный манифест, в котором, в частности, говорилось: «Мне жаль немного, что жизнь у узкопрофессионального поэтического сообщества стала так бедна на информационные поводы, что им больше не о чем поспорить, кроме как о том, поэт ли Вера Полозкова».

Спасибо г-же Полозковой, что, хотя бы и немного, пожалела наше бедное сообщество, но все-таки согласиться с ее высказыванием трудно. Жизнь людей, которые планировали поспорить о том, «поэт ли Полозкова», совсем не бедна на темы для размышений — это легко видеть из их интернет-блогов. Судя по репликам читателей блога г-жи Вежлян, реакция части из них была адресована не персонально Полозковой. Насколько можно понять, и поклонники, и оппоненты Верочки сочли, что присуждение премии «Неформат» есть заявка на передел литературного поля, а цели у этого грядущего передела будут откровенно популистскими. Показателем того, кто у нас самый неформатный, то есть самый интересный, необычный, новаторский поэт, станет размер аудитории блога. То есть решающий голос в литературном процессе будет принадлежать «простым читателям».

Подобную коллизию нельзя назвать чем-то беспрецедентным для русской литературы: относительно недавно, в начале 2000-х, очень похожие дискуссии шли в интернете и в литературных салонах, когда в Москве Вячеслав Курицын организовал первые слэм-турниры, на которых эстетические достоинства поэтов определяли слушатели своим голосованием. Вскоре слэм сложился в достаточно вменяемую субкультуру, а потом, во второй половине 2000-х, постепенно вышел из моды. Схлынув, волна слэма оставила по себе нескольких ярких поэтов, бывших звезд слэм-турниров — Дину Гатину, Андрея Родионова, Анну Русс. В убытке пока не остался никто — ни эксперты, ни читатели.

Различий между нынешней дискуссией и восьмилетней давности спорами вокруг слэма, коротко говоря, два. Во-первых, на слэме призы были небольшими, а теперь популистскую стратегию избрала для себя официальная институция, которая рекламирует себя в СМИ и располагает более или менее значительными деньгами. Во-вторых, жюри премии «Неформат», которое должно было бы выступить как сообщество экспертов, выступило в 2009 году в качестве «простых читателей».

На слэмах, или «чемпионатах мира по поэзии», стремление придать поэзии черты публичности исходило изнутри — воспользуюсь терминологией Полозковой — «узкопрофессионального поэтического сообщества», и поэтому поэт, имевший маленькую интернет-аудиторию или негромкий голос, мог хотя бы теоретически рассчитывать на успех. Премия «Неформат» тоже привносит в поэзию идею публичности, но извне и в готовом виде, как директиву. Причем публичность эта такая, какой ее себе представляют руководители премии и члены ее жюри. Несмотря на то что трое из четверых членов жюри являются активными участниками литературного процесса, их решение неизбежно воспринимается как внешнее: за исключением Мамлеева (о котором я еще скажу подробнее), жюри не объяснило публично мотивы своего выбора и соотношение этого выбора с программой премии «Неформат».

{-page-}Присуждение «Неформата» в очередной раз демонстрирует, что в России разрушены или дискредитированы институты публичной экспертизы в области культуры; одним из них является литературная критика. В другой ситуации награждение Полозковой вызвало бы не растерянность одних и радостные реплики других (вроде «Наконец-то все поймут, что такое настоящая поэзия! Наконец-то придет лесник и пошлет всех на фиг!»), а несколько содержательных статей о том, какого рода поэзию представляет Полозкова (и какого рода прозу — Рапопорт), в рамках какой системы координат произведено награждение и т.д.

Премии тоже вроде бы должны быть институциями публичной экспертизы, но в российской практике эта их функция фатально не срабатывает: результаты их деятельности «не считываются» без дополнительных, иногда довольно больших усилий. К «Неформату» это относится в полной мере: непонятно, почему премия, которая декларирует установку на необычность, дискомфортность, отказ от привычных вкусов, была присуждена автору хотя и талантливому, но достаточно традиционному по своей поэтике? Вера Полозкова непротиворечиво сочетает в своем письме поэтические стили, самые востребованные среди нынешней молодежи, но вообще-то находящиеся в отношениях жесткой полемики — от Дмитрия Быкова до Линор Горалик.

Ответ на вопрос о том, почему премию «Неформат» дали именно Вере Полозковой, в первую очередь связан не с творчеством г-жи Полозковой, а с новейшей стратегией российских элит — не только культурных, но и политических.

Один из ключей к пониманию этой стратегии дает интервью председателя жюри Юрия Мамлеева, опубликованное на информационно-аналитическом портале «Евразия». Здесь, хотя и на довольно причудливом языке, артикулированы те пожелания, которые предъявляют поэзии нынешние российские элиты. Мамлеев по своим убеждениям далеко не во всем с ними солидарен, но выразил вполне характерные эстетические вкусы:

«Мы (жюри. — И. К.) в принципе допускали, поскольку сейчас как будто бы свобода, можно писать и публиковать все, что угодно, что в проекте окажутся тексты с матерщиной и сексуальными суперизвращениями. Якобы это нельзя поместить в так называемый «формат». Но на самом деле все это есть в формате. Неформат обернулся совсем не тем лицом, о котором мы думали... Неформат обернулся внутрь себя — прозаики и поэты, защищая себя от холодного, циничного мира голого чистогана, выработали в себе систему защиты, систему погружения внутрь себя, своего субъективного мира. <…> ...Субъективный мир, создание микросоциума, кружка, в который входили друзья и родные этих людей и создавали неповторимую атмосферу, которая частично была на Южинском. Микросоциум, микромир, который защищает от этого чудовищного мира. Это было первое, что мы обнаружили».

Южинский — это переулок в Москве, в котором сам Мамлеев жил в 1960-е годы; в то время в его квартире действовал домашний литературно-художественный салон, отличавшийся, насколько можно судить по воспоминаниям, игровым культивированием духа «подполья». (В скобках замечу, что дух этот далеко не всегда был присущ российскому неофициальному искусству, так что называть его — все в целом — андеграундом было бы некорректно.)

Очевидно, значение поэзии в современном российском обществе возрастает. Процесс этот пока не может быть зафиксирован социологическими инструментами: девять тысяч читателей блога — аудитория для интернета очень большая, но обычные опросы ее не «выловят». Вряд ли когда-нибудь влияние новейшего стихотворства в российском обществе хотя бы приблизится к тому, которое имела в 1960-е официальная эстрадная поэзия — тогда причины ее популярности были во многом нелитературными. Тем не менее налицо рост интереса к стихам среди вполне определенной аудитории — студентов и молодых горожан с высшим образованием, которые привыкли едва ли не каждый день читать в интернете «своих» поэтов. С социологической точки зрения об этом феномене подробно пишет Наталья Самутина в предисловии к книге стихов Федора Сваровского, готовящейся к изданию в «НЛО» (конец рекламной паузы).

Сегодня подавляющее большинство общественных сфер в России — политика, историческая память, юриспруденция, массовая культура — так или иначе дискредитированы, говорить о них принято с кривой улыбкой и выражением лица, означающим: ну вы же понимаете, с поправкой на местный уровень... Или: мы никогда не выясним, кто это заказал и проплатил, но ведь все более-менее и так ясно... Доверие к поэзии, особенно к распространяющейся в интернете, разительно противоречит этой динамике. (О качестве этой поэзии я не говорю, потому что название «интернет-поэзия» — собирательное для нескольких явлений, совершенно разных по степени эстетической инновативности и литературного профессионализма.) Именно поэтому следует ожидать, что на новейшую поэзию обратят внимание элиты, которые в ситуации массовой общественной демобилизации как хлеба ищут того, что могло бы вызвать у людей настоящее доверие.

Присуждение премии «Неформат» Вере Полозковой указывает не столько на конкретные качества поэзии Полозковой, сколько на то, что хотел бы видеть нынешний истеблишмент в ее творчестве и в современной поэзии вообще. Коллективный эскапизм. Окукливание маленького кружка или даже большой группы людей (возможно, знакомых только по интернету) в общем коконе уютных переживаний: стихи становятся «паролем» для этих переживаний, ничем больше. И чтобы все это воспринималось как альтернатива отвратительной действительности, в которой есть — ужас! кошмар! — деньги, политика, экономика, различие между разными общественными группами и хоть и туманные, но перспективы солидарности, которая может быть основана только на понимании этих различий и диалоге между носителями разных позиций. Иными словами, нужно, чтобы критическая рефлексия, которая интенсивно развивается именно в современной русской поэзии — и становится инструментом ее обновления, в равной мере художественного и социального, — не воспринималась как реальная альтернатива современному состоянию общества.

Напрасно Юрий Мамлеев противопоставил агрессивную матерщину и эмоциональный эскапизм. Ничуть они друг другу не противоречат. Может быть невероятно брутальная и энергичная поэзия, которая вызывает смех и мгновенную эмоциональную разрядку, как остроумная неприличная частушка, но не более того. Пусть будет откровенно, жестко и смешно — но об известных частных проблемах. Шуточные стихи про публичные фигуры тоже годятся, потому что это сатира на лица, а не на нравы, как сказали бы в начале XIX века. Подозреваю, что Андрея Орлова пригласили в жюри «Неформата» примерно по тем же причинам, по которым дали премию Вере Полозковой. Такой тип востребованности совершенно не программирует дальнейшую судьбу этих поэтов — он говорит о том, чего от них ждут культурные элиты.

Сейчас поэзию хотят сделать набором иррациональных, самодостаточных и возвышенных переживаний (эстетический феномен «возвышенного», согласно работам современных философов, может быть не только романтичным, но и брутальным, и даже шокирующим). Пусть в поэзии будет сколько угодно примет современности, брутальных или дискомфортных описаний страдания, но место ей может быть отведено только в частной, приватной жизни, в сфере «культурного досуга». Такое пожелание и даже требование к поэзии со стороны истеблишмента или его значительной части — очевидно, тенденция долговременная. Этого не нужно бояться, но это стоит понимать.

Поэзия бывает разная — популистская и социопатическая, демократическая и герметичная, аналитическая и экстатичная... Все эти различия нуждаются в исследовании и обсуждении. Возможен и спор между представителями разных точек зрения. Но прежде такого спора нужно проговорить: различия в поэтических направлениях — это одно смысловое пространство, а пожелания к поэзии со стороны истеблишмента — ко всем нам, а не только к поэту N. — совсем другое. А если пожелание обращено ко всем нам и если многие с ним не согласны (подозреваю, что это так), то и осмысливать свою ситуацию в обществе (в стихах или в прозе) и воплощать результаты этого осмысления в стихах, в прозе, в повседневной жизни придется каждому — и, может быть, некоторым из нас вместе.

Автор — редактор отдела «Практика» журнала «Новое литературное обозрение»


Другие материалы раздела:
Наталья Иванова. Полтора процента, 27.02.2009
Стихи вживую. Владимир Аристов, 27.02.2009
Варвара Бабицкая. Клочки по закоулочкам, 24.02.2009