Оцените материал

Просмотров: 21273

Форматирование доверия

Илья Кукулин · 04/03/2009
И поклонники, и оппоненты Верочки сочли, что присуждение премии «Неформат» есть заявка на передел литературного поля, а цели у этого грядущего передела будут откровенно популистскими

©  WGA

Martini Simone. Petrarch's Virgil. c. 1336

Martini Simone. Petrarch's Virgil. c. 1336

©  WGA

Martini Simone. Petrarch's Virgil. c. 1336

Martini Simone. Petrarch's Virgil. c. 1336

Приблизительно неделю назад в русском литературном интернете случился скандал — казалось бы, совершенно на ровном месте. Начался он с того, что в Москве вручили литературную премию «Неформат». Если кто вдруг не знает, это такая премия, которая объявила своей целью «заглянуть современности в лицо», а для этого — искать и поощрять «молодых талантливых людей, чьи работы невозможно заключить в рамки обыденного, рядового жанра или литературного стиля». Премию получили три молодые женщины (почему-то единообразие пола лауреаток вызвало особый интерес СМИ) — Ульяна Гамаюн (Днепропетровск) в номинации «Большая проза», Ева Рапопорт (Москва) в номинации «Малая проза» и Вера Полозкова (Москва) в номинации «Поэзия». Сразу следует оговорить, что новое для российской литературной общественности имя в этом списке одно — Ульяна Гамаюн (псевдоним это или нет, вероятно, выяснится в обозримом будущем). Ева Рапопорт уже хорошо известна в русском интернете и регулярно публикуется на множестве сайтов. Еще более знаменита Вера Полозкова — у ее блога в Живом Журнале (с никнеймом vero4ka) более девяти тысяч постоянных читателей, она ездит по всей России с чтением своих стихотворений, выступает в других странах СНГ, у нее вышло две книги. Премия не добавляет ей известности, но дополнительно легитимирует ее творчество — уже не как субкультурное, но как общекультурное явление.

Обратим внимание на два интересных обстоятельства. Первое. Премия «Неформат» — вполне публичная институция, и в ее жюри 2008 года входили известные фигуры. Более того, каждый из участников жюри является культовым или по крайней мере авторитетным для той или иной референтной группы: писатель Юрий Мамлеев, телеведущая Ксения Собчак, литературный критик Лев Данилкин, поэт и политический пиарщик Андрей Орлов, который в интернете публикуется под именем Orlusha, а сам себя называет «литературным хулиганом» — почти как Сергей Есенин. Тем не менее вплоть до момента объявления результатов деятельность премии «Неформат», как то: состав жюри, шорт-лист и т.д. — в интернете практически не обсуждалась. Второе. Из всех результатов первого «Неформата» предметом общественного внимания стало только присуждение премии Полозковой. Ульяна Гамаюн, допустим, автор загадочный, ранее не публиковавшийся, и ее романа пока никто, кроме жюри, не читал. Но ведь и о Еве Рапопорт мало кто говорит.

Одним из главных знаков скандала оказалось приглашение, помещенное в блоге поэта и критика Евгении Вежлян: всем желающим предлагалось принять участие в диспуте под названием «Поэт ли Полозкова?». Саму тему Вежлян прокомментировала так: «Ответ, по-моему, очевиден. Но есть разные точки зрения». Как выяснилось из дальнейшей дискуссии, под «очевидным ответом» г-жа Вежлян имела в виду ответ отрицательный.

Немедленно после публикации этого анонса началось коллективное толчение воды в ступе. Вполне уважаемые люди стали долго и изнурительно спорить о том, можно ли в наше время так ставить вопрос: кто поэт, а кто не поэт. В самом деле, такое оценочное словоупотребление больше всего напоминает терминологию советского педсовета. Видимо, размах, который приняла дискуссия, несколько смутил г-жу Вежлян, которая вскоре после этого заявила, что ее формулировка была сознательной провокацией. Г-жа Полозкова опубликовала у себя в блоге гневный манифест, в котором, в частности, говорилось: «Мне жаль немного, что жизнь у узкопрофессионального поэтического сообщества стала так бедна на информационные поводы, что им больше не о чем поспорить, кроме как о том, поэт ли Вера Полозкова».

Спасибо г-же Полозковой, что, хотя бы и немного, пожалела наше бедное сообщество, но все-таки согласиться с ее высказыванием трудно. Жизнь людей, которые планировали поспорить о том, «поэт ли Полозкова», совсем не бедна на темы для размышений — это легко видеть из их интернет-блогов. Судя по репликам читателей блога г-жи Вежлян, реакция части из них была адресована не персонально Полозковой. Насколько можно понять, и поклонники, и оппоненты Верочки сочли, что присуждение премии «Неформат» есть заявка на передел литературного поля, а цели у этого грядущего передела будут откровенно популистскими. Показателем того, кто у нас самый неформатный, то есть самый интересный, необычный, новаторский поэт, станет размер аудитории блога. То есть решающий голос в литературном процессе будет принадлежать «простым читателям».

Подобную коллизию нельзя назвать чем-то беспрецедентным для русской литературы: относительно недавно, в начале 2000-х, очень похожие дискуссии шли в интернете и в литературных салонах, когда в Москве Вячеслав Курицын организовал первые слэм-турниры, на которых эстетические достоинства поэтов определяли слушатели своим голосованием. Вскоре слэм сложился в достаточно вменяемую субкультуру, а потом, во второй половине 2000-х, постепенно вышел из моды. Схлынув, волна слэма оставила по себе нескольких ярких поэтов, бывших звезд слэм-турниров — Дину Гатину, Андрея Родионова, Анну Русс. В убытке пока не остался никто — ни эксперты, ни читатели.

Различий между нынешней дискуссией и восьмилетней давности спорами вокруг слэма, коротко говоря, два. Во-первых, на слэме призы были небольшими, а теперь популистскую стратегию избрала для себя официальная институция, которая рекламирует себя в СМИ и располагает более или менее значительными деньгами. Во-вторых, жюри премии «Неформат», которое должно было бы выступить как сообщество экспертов, выступило в 2009 году в качестве «простых читателей».

На слэмах, или «чемпионатах мира по поэзии», стремление придать поэзии черты публичности исходило изнутри — воспользуюсь терминологией Полозковой — «узкопрофессионального поэтического сообщества», и поэтому поэт, имевший маленькую интернет-аудиторию или негромкий голос, мог хотя бы теоретически рассчитывать на успех. Премия «Неформат» тоже привносит в поэзию идею публичности, но извне и в готовом виде, как директиву. Причем публичность эта такая, какой ее себе представляют руководители премии и члены ее жюри. Несмотря на то что трое из четверых членов жюри являются активными участниками литературного процесса, их решение неизбежно воспринимается как внешнее: за исключением Мамлеева (о котором я еще скажу подробнее), жюри не объяснило публично мотивы своего выбора и соотношение этого выбора с программой премии «Неформат».

{-page-}Присуждение «Неформата» в очередной раз демонстрирует, что в России разрушены или дискредитированы институты публичной экспертизы в области культуры; одним из них является литературная критика. В другой ситуации награждение Полозковой вызвало бы не растерянность одних и радостные реплики других (вроде «Наконец-то все поймут, что такое настоящая поэзия! Наконец-то придет лесник и пошлет всех на фиг!»), а несколько содержательных статей о том, какого рода поэзию представляет Полозкова (и какого рода прозу — Рапопорт), в рамках какой системы координат произведено награждение и т.д.

Премии тоже вроде бы должны быть институциями публичной экспертизы, но в российской практике эта их функция фатально не срабатывает: результаты их деятельности «не считываются» без дополнительных, иногда довольно больших усилий. К «Неформату» это относится в полной мере: непонятно, почему премия, которая декларирует установку на необычность, дискомфортность, отказ от привычных вкусов, была присуждена автору хотя и талантливому, но достаточно традиционному по своей поэтике? Вера Полозкова непротиворечиво сочетает в своем письме поэтические стили, самые востребованные среди нынешней молодежи, но вообще-то находящиеся в отношениях жесткой полемики — от Дмитрия Быкова до Линор Горалик.

Ответ на вопрос о том, почему премию «Неформат» дали именно Вере Полозковой, в первую очередь связан не с творчеством г-жи Полозковой, а с новейшей стратегией российских элит — не только культурных, но и политических.

Один из ключей к пониманию этой стратегии дает интервью председателя жюри Юрия Мамлеева, опубликованное на информационно-аналитическом портале «Евразия». Здесь, хотя и на довольно причудливом языке, артикулированы те пожелания, которые предъявляют поэзии нынешние российские элиты. Мамлеев по своим убеждениям далеко не во всем с ними солидарен, но выразил вполне характерные эстетические вкусы:

«Мы (жюри. — И. К.) в принципе допускали, поскольку сейчас как будто бы свобода, можно писать и публиковать все, что угодно, что в проекте окажутся тексты с матерщиной и сексуальными суперизвращениями. Якобы это нельзя поместить в так называемый «формат». Но на самом деле все это есть в формате. Неформат обернулся совсем не тем лицом, о котором мы думали... Неформат обернулся внутрь себя — прозаики и поэты, защищая себя от холодного, циничного мира голого чистогана, выработали в себе систему защиты, систему погружения внутрь себя, своего субъективного мира. <…> ...Субъективный мир, создание микросоциума, кружка, в который входили друзья и родные этих людей и создавали неповторимую атмосферу, которая частично была на Южинском. Микросоциум, микромир, который защищает от этого чудовищного мира. Это было первое, что мы обнаружили».

Южинский — это переулок в Москве, в котором сам Мамлеев жил в 1960-е годы; в то время в его квартире действовал домашний литературно-художественный салон, отличавшийся, насколько можно судить по воспоминаниям, игровым культивированием духа «подполья». (В скобках замечу, что дух этот далеко не всегда был присущ российскому неофициальному искусству, так что называть его — все в целом — андеграундом было бы некорректно.)

Очевидно, значение поэзии в современном российском обществе возрастает. Процесс этот пока не может быть зафиксирован социологическими инструментами: девять тысяч читателей блога — аудитория для интернета очень большая, но обычные опросы ее не «выловят». Вряд ли когда-нибудь влияние новейшего стихотворства в российском обществе хотя бы приблизится к тому, которое имела в 1960-е официальная эстрадная поэзия — тогда причины ее популярности были во многом нелитературными. Тем не менее налицо рост интереса к стихам среди вполне определенной аудитории — студентов и молодых горожан с высшим образованием, которые привыкли едва ли не каждый день читать в интернете «своих» поэтов. С социологической точки зрения об этом феномене подробно пишет Наталья Самутина в предисловии к книге стихов Федора Сваровского, готовящейся к изданию в «НЛО» (конец рекламной паузы).

Сегодня подавляющее большинство общественных сфер в России — политика, историческая память, юриспруденция, массовая культура — так или иначе дискредитированы, говорить о них принято с кривой улыбкой и выражением лица, означающим: ну вы же понимаете, с поправкой на местный уровень... Или: мы никогда не выясним, кто это заказал и проплатил, но ведь все более-менее и так ясно... Доверие к поэзии, особенно к распространяющейся в интернете, разительно противоречит этой динамике. (О качестве этой поэзии я не говорю, потому что название «интернет-поэзия» — собирательное для нескольких явлений, совершенно разных по степени эстетической инновативности и литературного профессионализма.) Именно поэтому следует ожидать, что на новейшую поэзию обратят внимание элиты, которые в ситуации массовой общественной демобилизации как хлеба ищут того, что могло бы вызвать у людей настоящее доверие.

Присуждение премии «Неформат» Вере Полозковой указывает не столько на конкретные качества поэзии Полозковой, сколько на то, что хотел бы видеть нынешний истеблишмент в ее творчестве и в современной поэзии вообще. Коллективный эскапизм. Окукливание маленького кружка или даже большой группы людей (возможно, знакомых только по интернету) в общем коконе уютных переживаний: стихи становятся «паролем» для этих переживаний, ничем больше. И чтобы все это воспринималось как альтернатива отвратительной действительности, в которой есть — ужас! кошмар! — деньги, политика, экономика, различие между разными общественными группами и хоть и туманные, но перспективы солидарности, которая может быть основана только на понимании этих различий и диалоге между носителями разных позиций. Иными словами, нужно, чтобы критическая рефлексия, которая интенсивно развивается именно в современной русской поэзии — и становится инструментом ее обновления, в равной мере художественного и социального, — не воспринималась как реальная альтернатива современному состоянию общества.

Напрасно Юрий Мамлеев противопоставил агрессивную матерщину и эмоциональный эскапизм. Ничуть они друг другу не противоречат. Может быть невероятно брутальная и энергичная поэзия, которая вызывает смех и мгновенную эмоциональную разрядку, как остроумная неприличная частушка, но не более того. Пусть будет откровенно, жестко и смешно — но об известных частных проблемах. Шуточные стихи про публичные фигуры тоже годятся, потому что это сатира на лица, а не на нравы, как сказали бы в начале XIX века. Подозреваю, что Андрея Орлова пригласили в жюри «Неформата» примерно по тем же причинам, по которым дали премию Вере Полозковой. Такой тип востребованности совершенно не программирует дальнейшую судьбу этих поэтов — он говорит о том, чего от них ждут культурные элиты.

Сейчас поэзию хотят сделать набором иррациональных, самодостаточных и возвышенных переживаний (эстетический феномен «возвышенного», согласно работам современных философов, может быть не только романтичным, но и брутальным, и даже шокирующим). Пусть в поэзии будет сколько угодно примет современности, брутальных или дискомфортных описаний страдания, но место ей может быть отведено только в частной, приватной жизни, в сфере «культурного досуга». Такое пожелание и даже требование к поэзии со стороны истеблишмента или его значительной части — очевидно, тенденция долговременная. Этого не нужно бояться, но это стоит понимать.

Поэзия бывает разная — популистская и социопатическая, демократическая и герметичная, аналитическая и экстатичная... Все эти различия нуждаются в исследовании и обсуждении. Возможен и спор между представителями разных точек зрения. Но прежде такого спора нужно проговорить: различия в поэтических направлениях — это одно смысловое пространство, а пожелания к поэзии со стороны истеблишмента — ко всем нам, а не только к поэту N. — совсем другое. А если пожелание обращено ко всем нам и если многие с ним не согласны (подозреваю, что это так), то и осмысливать свою ситуацию в обществе (в стихах или в прозе) и воплощать результаты этого осмысления в стихах, в прозе, в повседневной жизни придется каждому — и, может быть, некоторым из нас вместе.

Автор — редактор отдела «Практика» журнала «Новое литературное обозрение»


Другие материалы раздела:
Наталья Иванова. Полтора процента, 27.02.2009
Стихи вживую. Владимир Аристов, 27.02.2009
Варвара Бабицкая. Клочки по закоулочкам, 24.02.2009

 

 

 

 

 

КомментарииВсего:4

  • tuchkov· 2009-03-05 01:18:57
    Думаю, данная премия преследует иные цели. Не реприватизацию поэзии с целью превращения ее в релаксационный инструмент манипуляции общественным сознанием. А расширение диапазона массовой культуры (или, грубо говоря, шоубизнеса) за счет вовлечения в нее новых персонажей. Попса обрыдла. Жириновский с Митрофановым осточертели. Живописные художники и модные писатели начали приедаться. Дизайнеры и визажисты примелькались. Фигуристы скоро выйдут из моды. И тут очень уместны поэты, которые успешно пройдут кастинг. Чтоб на обложку не стыдно, на ТВ. И чтоб стихи были внятные и красивые. И героиня, по поводу которой ломаются копья, этим требованиям удовлетворяет.
    Так что это не тайные протоколы элит, а финансовые интересы гламурно-попсовой отрасли. Ради этих интересов людей убивают, а тут всего лишь производится вивисекция образа российского поэта, который должен быть с очень красивой буквы. То есть форматирование не доверия, а сознания. Именно так форматируются диски.
  • ilya_kukulin· 2009-03-05 23:10:46
    Вероятно, Вы во многом правы, но и я не имел в виду никаких тайных протоколов, никакой конспирологии – из реакции в Интернете я вижу, что эту статью отчасти поняли именно в конспирологическом духе, что неточно; скорее я стремился указать на полустихийные социокультурные процессы, никем сознательно не направляемые. То есть конкретные действия производятся всякий раз сознательно, но не согласованно, просто разные представители элит по некоторым вопросам имеют сходные интенции (видимо, более сходные по культурным вопросам, чем по политическим или социальным). Но ведь и гламур сегодня до некоторой степени напоминает идеологию (о чем уже многие писали): установка на «позитив», на экстенсивное расширение круга тем и круга упоминаемых лиц, которые описываются сходным образом, вместо интенсивного обсуждения интересных проблем, и т.п. В случае результатов премии «Неформат» интересы гламурной культур-индустрии совпали с интересами консервативных культурных элит. Такое же совпадение происходит и в некоторых других случаях, но не стоит считать его неизбежным и не стоит возлагать вину на премируемых.
  • tuchkov· 2009-03-05 23:38:41
    Илья, я ни в коем случае ни в чем не виню премированных. Они скорее жертвы, поскольку в той системе координат, куда их помещают, люди стремительно становятся отработанным материалом.
    Что же касается "полустихийных социокультурных процессов, никем сознательно не направляемых", то, думаю, это очень близко к истине. Действительно, так действует вирус, извиняюсь за тавтологию ;)
Читать все комментарии ›
Все новости ›