Никакой не секрет, что на ярмарку Non/fiction люди ходят за книгами. Ну, то есть и за мероприятиями тоже, однако важно, что ЦДХ на эти несколько дней превращается в книжный супермаркет с доступными (сравнительно с обычной книготорговлей) ценами. Мы решили рассказать нашим читателям о десяти книгах, которые, на наш взгляд, хорошо было бы купить на ярмарке.
А если не получится на ярмарке – как с Пелевиным, который появится в продаже только 7 декабря, – то после, но до конца года. Хороших книг на Non/fiction будет много – на многих из них вы найдете наш стикер «OPENSPACE.RU рекомендует». А в этом материале мы анонсируем наиболее значительные книги, выходящие в декабре, и большинство из них (хотя и не все) вы сможете купить на ярмарке.
1. Виктор Пелевин. Ананасная вода для прекрасной дамы. – М., ЭКСМО, 2010
Сборник рассказов и коротких повестей Виктора Пелевина, из которых мы успели прочесть только «Тхаги» – вещь проходную, но совершенно не обязательно, что по ней можно судить обо всем сборнике. Пелевин имеет не слишком приятную привычку собирать в книги мелкие (и не очень) дребезги, однако напомним, что предыдущий его роман, «t», все-таки получил третью премию «Большой книги» и вышел на первое место по результатам читательского голосования. Даже в не лучших рассказах писателя всегда находится сцена, диалог или наблюдение такого уровня пронзительности и точности, на который мало кто способен из его российских коллег. И вообще, В.П. – самый популярный русский писатель вне жанровой прозы, нравится это нам (вам) или нет. Издательская аннотация на «Озоне» приобрела в итоге не столько издательский, сколько издевательский вид: «Мы горды предложить Вам новую книгу Виктора Пелевина, но испытываем понятные затруднения с пересказом входящих в книгу произведений. На наш взгляд, все они – и повести, и рассказы – замечательные! Мы рады сообщить, что новая книга Виктора Пелевина имеет размеры 7,87 х 4,92 х 1,1 дюйма, и по нашей предварительной оценке должна весить примерно 0,9 фунта. Вполне посильно, кстати :) Будем благодарны любым сообщениям о неточности наших оценок и наших измерений и постараемся отблагодарить самых доскональных читателей <…> уточнивших наши прогнозы с помощью любых измерительных приборов». Ну и вот. В продаже с 7 декабря.
2. Ольга Седакова. Четыре тома. – М., Издательство Русского фонда содействия образованию и науке, 2010
Седакова – одна из центральных фигур не только современной русской, но и мировой поэзии. Первый том собрания включает в себя, как утверждает издатель, «почти все написанные ею до настоящего момента стихи. За небольшой подборкой ранней поэзии следуют в хронологическом порядке двенадцать книг в их полном составе». Второй том образуют переводы и размышления о переведенных авторах и текстах: Рильке, Франциск Ассизский, Данте, Петрарка и другие. Третий том – тексты, посвященные поэзии, поэтике и отдельным русским поэтам. Жанры здесь разнообразны – от филологического исследования до радиобеседы и короткой рецензии. Последний раздел тома, в частности, составляют очерки о русских поэтах 70–90-х годов: Бродский, Аронзон, Кривулин, Айги, Шварц и другие. Четвертый том, разделенный на две части – «Темы» и «Лица», – эссе на моральные, философские и богословские темы.
3. Александр Введенский. Всё. – М., Объединенное гуманитарное издательство, 2010
Долгие годы у нас не было сколько-нибудь полного собрания Александра Введенского – по юридическим причинам, а попросту говоря, потому, что держатель авторских прав, а именно представитель интересов наследников поэта литературовед Владимир Глоцер, запрашивал за их публикацию огромные, по отечественным меркам, деньги. Издание стало возможно только после смерти литературоведа, скончавшегося в апреле прошлого года. Предыдущий двухтомник выходил в 1993 году ограниченным тиражом. Между тем Введенский – один из самых заметных и важных русских поэтов XX века, сравнимый по масштабу с Осипом Мандельштамом или Борисом Пастернаком и много превосходящий своего более популярного коллегу по ОБЭРИУ Даниила Хармса. Выход настоящего собрания – событие, причем не только для русской, но и для мировой литературы. Вот запись передачи, в которой литературовед Анна Герасимова, известная многим как Умка, рассказывает об этом издании и о Введенском вообще:
4. Ричард Докинз. Расширенный фенотип. – М. Corpus, 2010 (пер. с англ. А. Гопко)
К сожалению, первой книгой Докинза по-русски оказался доктринерский и радикальный текст «Бог как иллюзия», тоже не лишенный некоторых достоинств, однако совершенно не дающий представления о том, за что, собственно, его так любят на родине – да и во всем мире. «Расширенный фенотип» исправляет это досадное недоразумение. Докинз предстает здесь настоящим ученым: сомневающимся в собственной аргументации, вообще все подвергающим сомнению – и обнажающим при этом восхитительную, головокружительно прекрасную внутреннюю механику жизни. Книга, посвященная довольно сложным материям и оперирующая весьма непростыми концепциями современной генетики и молекулярной биологии, читается на одном дыхании, как захватывающий роман: мало кто из современных прозаиков способен так вовлечь читателя в текст. Несомненно, одна из главных книг non-fiction года, а то (для России) и десятилетия.
5. Андрей Поляков. Китайский десант. – М., Новое издательство, 2010
Живущий в Крыму русский поэт Андрей Поляков – одна из самых значительных фигур русской поэзии последнего десятилетия. В книге «Китайский десант» собраны стихи нулевых. Однако хронологические рамки здесь не так уж важны: Поляков живет внутри собственного времени – или, если быть точным, внутри собственных времен, перетекающих друг в друга и друг на друга наслаивающихся. Здесь мы умолкаем и предоставляем слово Михаилу Айзенбергу: «Если судить по стихотворной технике (фрагментарность, зачеркивания, культ черновика), Поляков как будто выступает как луддит – разрушитель “машины письма”. Но хитрость в том, что сама книга определяет вполне конкретную ситуацию письма, не существующую за ее пределами, и та, в свою очередь, становится своего рода “машиной” со сложным технологическим циклом, имеющим на выходе не “вещи”, а только особый, как бы пересоставленный на молекулярном уровне стиховой воздух. Текст и состоит из этого воздуха, полного возгласов, окликов, откликов… В этом его очарование: ты попадаешь в лес голосов – так перекликаются разные поэтики. Подобный эффект возможен только на большом пространстве, где такая перекличка становится слышна. Поэтическая новость в том, как широко и вольно организовано это пространство; как точно расставлены по разным его углам источники звука».
6. Жан-Мари Шеффер. Конец человеческой исключительности. – М., Новое литературное обозрение, 2010
Книга французского философа Жан-Мари Шеффера, вышедшая в 2007 году, выдвигает программу нового натурализма в исследовании человека, общества и культуры. Успехи современной биологии заставляют Шеффера признать «тезис о человеческой исключительности» культурным конструктом и рассматривать человека как еще один, пусть и очень, очень сложный по своей организации биологический вид. Шеффер желает, не теряя ничего ценного, что было выработано философской антропологией в рамках «тезиса о человеческой исключительности», воссоединить естественные и социально-гуманитарные науки в рамках нового, целостного воззрения на человека и его культуру – воззрения, которое метафизики назвали бы, вероятно, редукционистским. Но нет: книга хороша именно тем, что демонстрирует нам новый тип сложности и – как это? – многоуровневости, наверное, – который не нуждается в метафизических и вообще иррациональных спекуляциях. Шеффер – своего рода экспликация Докинза в более широкий философский и мировоззренческий контекст. То есть вполне подходящее лекарство для нынешнего российского общества, снова, в который раз, уложенного на историческую печь параличом архаического иррационализма.
7. Аравинд Адига. От убийства до убийства. – М., Фантом Пресс, 2010 (пер. с англ. С. Ильина)
Это второй роман писателя, получившего Man Booker Prize за «Белого тигра» в позапрошлом году. Between the assassinations (имеются в виду убийства Индиры Ганди в 1984 году и Раджива Ганди в 1991-м) написан на самом деле раньше и представляет собой не совсем даже роман, а собрание историй из жизни обитателей города Киттур в Юго-Восточной Индии (прототип – Мангалор, почему русские критики называют его «городком», неясно, он примерно в той же степени «городок», в какой, например, Красноярск). Это такая довольно индийская книга, описывающая сложную социальную конфигурацию – иногда с классовой, иногда с кастовой точки зрения, – но одновременно и собрание человеческих, всем понятных историй: юноша-мусульманин, официант из чайной, соблазняется риторикой исламского террориста; книгоношу арестовывают за продажу «Сатанинских сур» Рушди; старшеклассник-полукровка решает взорвать свой колледж – и прочее в том же роде. Индийская литература для России интересна не столько экзотическим антуражем, сколько тем, что она, как и российская, является литературой только формирующейся, новорожденной, по сути, нации. Для тех, кто читал «Белого тигра»: «От убийства до убийства» – книга более сырая, но тем, возможно, и более интересная.
Книгу эту я, правду сказать, не читал. По-немецки она называется Herztier, «Звертце». Не будем придираться, по-английски она и вовсе называется «Земля зеленых слив». Мне кажется важным сам факт: роман Мюллер по-русски (она, если кто забыл, получила Нобелевскую премию по литературе 2009 года). Я не стану переводить сюжет, довольно подробно изложенный в открытых источниках, и не стану ничего советовать. Однако помимо очевидного соображения, что хотя бы один роман лауреата надо прочесть, скажу, что описанная по ссылке структура романа меня, например, заворожила сама по себе, хотя текст может и разочаровать, мы все знаем множество книг и фильмов, которые куда лучше в пересказе. В общем, давайте, что ли, прочтем, потом обменяемся впечатлениями.
9. Кристос Циолкас. Пощечина. – М., Рипол Классик, 2010 (пер. с англ. И. Новоселецкой)
Циолкас – австралиец, из семьи греческих эмигрантов. Роман некоторым образом представляет собой исследование на тему глобализации и мультикультурализма – не вульгарно понятой концепции, а одной из разновидностей жизненной среды. Завязка: ребенок на семейной вечеринке (это барбекю) ведет себя плохо, и отец другого ребенка, которого тот, первый – ну, скажем, обидел, – дает агрессору пощечину, отчего довольно скоро оказывается под арестом. Роман не про плохое обращение с детьми. Пара, устроившая вечеринку, – Гектор и Айша, он грек, она индианка. «Автор» пощечины – двоюродный брат Гектора. Родители обиженного ребенка – стопроцентные WASP австралийского извода, в частности мать, Рози, все еще кормит трехлетнего ребенка грудью. Гектор спит с коллегой Айши, а она близко дружит с Ричи, абитуриентом-геем. Грек Манолис, отец Гектора, полагает, что в общем-то ребенок вполне заслуживал пощечины. Общая подруга Айши и Рози, Анук, – бездетная француженка (и еврейка), вообще не понимает, почему все так возмущены, – ну и так далее. Выглядит в пересказе довольно ужасно, но есть два момента: во-первых, роман не сводится ко всем этим мультикультурным австралийско-греческо-родительским отношениям. Из них вырастает нечто большее, как и положено в хорошей литературе. Во-вторых, вообще говоря, русскому читателю полезно, пусть и сквозь замочную скважину неплохого, но не гениального перевода, заглянуть в общество Нового Света, не так идеологически нагруженного, как американское, – такого общества, где мульткультурализм и толерантность – не теоретические концепты, а прикладные идеологии, без которых, как бы это сказать, не прожить.
10. Дина Сабитова. Мышь Гликерия: цветные и полосатые дни. – М., Розовый жираф, 2010
Дина Сабитова придумала прекрасного персонажа, а это, как мы понимаем, самое главное в детской книжке. Как писать про мышь Гликерию, я не знаю, потому что я в жизни никогда не писал про детскую литературу. Но вот эта конкретная книжка – невероятно обаятельна: «Однажды в среду Гликерия собралась в гости к старой знакомой.
Старая знакомая так долго жила на свете, что полагала неприличным бегать по гостям самой, как какая-нибудь молоденькая зверушка. Поэтому все приходили к ней в гости и приносили подарки. А хозяйка угощала пришедших смородиновым чаем с маковым рулетом. Гликерия надела своё самое любимое платье, – ну, то самое, с сиреневыми цветочками на подоле и полосатыми рукавами, – и отправилась в гости. Она шла босиком и рассеянно думала о том, что её маленькие лапки с аккуратными пальчиками очень мило выглядывают из-под сиреневых оборок».
Почему же Herztier - это "Звертце"? Herz - сердце, tier - зверь. А то, что в одно слово - так это такая особенность немецкого словообразования. Скорее это слово можно перевести как "зверь сердца" по аналогии с каким-нибудь Herzklappe - клапан сердца
ttartt· 2010-12-02 09:28:29
Первой книгой Докинза по-русски оказался вовсе не "Бог как иллюзия", а "Эгоистичный ген" (М.: 1993).
