«Когда чего-то мало, стараешься ухватить это по максимуму»

Видеохудожник из небольшого сибирского города о том, как на его жизнь повлиял Международный Канский видеофестиваль

В Канске, расположенном в двухстах пятидесяти километрах к востоку от Красноярска, проходит X Международный Канский видеофестиваль, в конкурсную программу которого включены экспериментальные и просто интересные короткометражные фильмы.

Читать!

• 4 года с OPENSPACE.RU: Best of the Best
• Юровский об опере «Мастер и Маргарита»
• Заветные желания наших авторов и коллег
• Сергей Жадан. Ворошиловград
• Лена Катина: «Эти песни надо петь пожизненно»

Он был основан в 2002 году отчасти как шутка, из-за созвучия с главным киносмотром планеты, и с тех пор проходит регулярно, каждый год оставляя на улицах Канска артефакты вроде «Пальмовой аллеи» или «Памятника неизвестному художнику». В этом году в конкурс вошло 28 картин из 18 стран, фильмом открытия стало «Шапито-шоу» Сергея Лобана, а на взлетно-посадочной полосе заброшенного гражданского аэропорта появились объекты французского художника и архитектора Ксавье Жюйо, созданные им совместно с участниками первого сибирского «Видеокампуса».

В состав жюри, помимо Сергея Лобана, вошел видеохудожник Алексей Акимов. Житель города Канска, в 17 лет он попал на первый фестиваль, в 2009 году получил здесь спецприз за свой фильм «2 лета», а в прошлом году его картина «Говорит и показывает Google» была признана лучшей российской работой.

АЛЕКСЕЙ АКИМОВ рассказал OPENSPACE.RU, как Канский фестиваль повлиял на его жизнь.


Идея сделать в Канске фестиваль витала в воздухе. Только реализовали ее не местные ребята — понятно почему. Когда я приехал в Канск, в 1997-м, сразу стал об этом шутить. Мама у меня отсюда, но мы так, поездили, прежде чем сюда вернуться. До Канска жили в Смоленской области, в маленьком военном городке — оттуда все равно пришлось бы уехать. Настало время учиться, а тут хоть какое-то образование можно было получить. Проще было сюда, потому что здесь вся родня. Я учился в педколледже, потом в Красноярске, в пединституте — математика, информатика.

Когда был первый фестиваль, о нем много говорили, и было понятно, что надо сходить. Потому что глобально мало что такого интересного происходит в Канске. Из большого ничего больше не происходит. Очень хорошо, что все же фестиваль этот есть.

Мне было 17 лет, и я стал ходить на фестиваль. Конечно, на первый пришли все, не протолкнуться было. Бегаешь, большими глазами смотришь — иностранцы, Лабазов лысый. «А что это такое?» — «Это смартфон». — «А что такое смартфон?» — «Это умный телефон». — «Ништяк».

Второй фестиваль был единственным, на который вход был платный. Десять рублей стоил. Это отпугнуло большое количество зрителей. Это была не инициатива фестиваля. Либо денег не нашли, либо с администрацией не договорились, но фестиваль длился один день. С девяти утра до часу ночи, нон-стопом. В кинотеатре «Восход» были жесткие деревянные сиденья, и с квадратной задницей ты все это смотришь. Выбегаешь поесть и забегаешь обратно. Десять человек, по-моему, досидело до конца. Сейчас программа более адаптированная и понятная. Раньше было больше видеоарта, а сейчас все уходит в другую плоскость. Вчера в краеведческом музее нам женщина-экскурсовод сказала, что побывала на первом фестивале и потом шесть лет не ходила. А потом зашла, и вроде как нормально — стало нравиться.

Мы ходили с друзьями. Город такой небольшой, и в принципе люди, которые чем-то интересуются, они все друг друга знают. Тогда наше поколение (которое сейчас разъехалось) сплотилось вокруг музыки. Ребята играли, создавали группы. Одно время в Красноярске было засилье канской музыки. Это была скорее даже не особо именно музыка, а такой перформанс с переодеваниями, с очень веселыми социальными текстами. Мой брат сейчас в Петербурге как раз по музыкальной линии продолжает. «Убей огород, вонзи в грядку вилы» была песня. О чем? Скажем так, каждый год начинается дачный сезон. Если в больших городах это не обязательно, то здесь это часто для того, чтобы картошка была зимой. Обязательный пункт канской жизни — посадить, окучить, выкопать и сохранить до весны. Арендуется за двести рублей шесть-семь соток земли в поле и засаживается картофелем. В пять лет ты просто смотришь, в шесть — травку рвешь, а с десяти уже тусуешься с тяпкой. Сейчас уже, наверное, поменьше, но все равно по инерции все это происходит. Я очень рад, что сейчас живу в Красноярске и меня это не касается.

Чем мы еще занимались с друзьями? Издавали свою небольшую газету, про жизнь в Канске. Слушали одну и ту же музыку, книгами менялись, фильмами. Соответственно, если у кого-то появлялся фотоаппарат, то снимали на него все. Ездили в Красноярск на какие-то выступления. А на фестиваль не надо было ездить — он был здесь. Когда чего-то мало, стараешься ухватить это по максимуму. Везде поучаствовать. В Красноярске невозможно везде поучаствовать, во всех движениях. В Москве тем более. А в Канске возможно. Я писал какие-то статьи, ходил в клуб исторического фехтования, пел в группе. Сейчас делаю видео и занимаюсь музыкой, благо что сейчас они настолько слиты, что одно другому не мешает, а просто даже дополняет.

Сейчас я работаю в Красноярской филармонии. Числюсь оператором видеозаписи, но у меня широкий круг обязанностей — от дизайна полиграфии до съемок мероприятий, монтажа роликов для диодного экрана, рекламы на мониторах и ТВ. До этого работал в наружной рекламе, делал кучу дерьма, которое висит на улицах, — красный фон, синие буквы, «продам», «номер телефона». Это хороший опыт, который позволяет научиться делать быстро. Еще один месяц я монтировал свадьбы, научился быстро монтировать. Когда на работе появляются какие-то идеи — в обеденный перерыв тусовался с камерой или утром по дороге на работу снимал что-то — раз-раз, набросал какие-то вещи, для себя.

Благодаря фестивалю моя работа сейчас напрямую связана с видео. Хорошо, что мне не надо заколачивать гвозди днем, а вечером монтировать видео. «Говорит и показывает Google» я сделал за два обеденных перерыва.

После второго все фестивали идут одной кучей, в принципе не вспомнишь — до того момента, как я сам поучаствовал. Это был 2009 год. Работа, которую я тогда отправил, была готова к 2007-му — «2 лета». Три года фотографировал все подряд и сложил в двухминутный ролик. Музыка моя. Бессмысленное и дорогое сердцу видео. Мне за нее дали первую штуку стеклянную, спецприз, Михаил Ефремов, мне сказали, настоял.

Это меня сильно подтолкнуло к тому, чтобы сделать работу на следующий фестиваль: «Надо, надо что-то сделать. Нельзя останавливаться». Очень долго думал, перебирал идеи. А сделал так: просто залез в гугловский переводчик и обнаружил там кнопку «прочитать». Написал слово — он его прочитал вслух. Потом еще одно. Что еще можно? Стихи читать. Садистские стишки. У меня и титры есть, и закадровый голос — это голос «Гугла». И все картинки там же найдены, по ключевым словам «мальчик», «Маша» и «Миша». Для меня фильм не имел глубинного смысла, просто стеб такой. Это потом в нем нашли кучу смыслов и мне о них рассказали.

«Говорит и показывает Google»


Когда приходишь на любое мероприятие, более-менее интересное, всегда думаешь: «Я тоже так хочу». Большое кино — оно технически сложное и кажется недостижимым. А посмотрев на те работы, которые демонстрировались, понимаешь, что можно и самому. Что это доступно и вполне реализуемо. Мне в принципе было близко все, что связано с мультимедиа, с творчеством. Не знаю, откуда взялся интерес. Конечно, и фестиваль подсказал, что может быть видео, непонятное для тебя, не обязательно с сюжетом и что-то такое разжеванное.

Связи какие-то завязываются, и с теми, кто на фестивале был. Отправляю им ролик — посмотри. Но интереснее знать мнение тех, кто не снимает. Делать искусство только для тех, кто делает искусство… Мы сейчас можем здесь закрыться, в этом автобусе, все обсудить, у нас все будет прекрасно или все будет дерьмо, но об этом же никто не узнает.

Судьбы моих одноклассников со мной не пересекаются. С друзьями, с которыми тут познакомился, общаюсь. С одноклассниками беда. Есть кто-то, кто сидит, есть те, кого нет в живых, большинство женаты, замужем и с детьми. В Канске было с десяток школ, часть позакрывалась. Сейчас ведь политика укрупнения.

Уехали друзья кто куда, в основном в Красноярск, — и я сейчас смотрю и не вижу нам замены. Когда мы были, мы сами устраивали какие-то концерты, мероприятия, что-то пробовали делать. Сейчас с этим как-то тихо. Может, потому, что я редко бываю. С появлением интернета стало проще, но не в Канске. Нет, он есть физически. Но… С другой стороны, может быть, хорошо, что тогда не было столько интернета. Приходилось двигаться. Сейчас можешь просто сидеть дома и кидать ссылки и иметь ощущение общения со всем миром. Сейчас не надо идти к кому-то и давать ему книжку, а потом ее же забирать. По крайней мере две встречи пропадают.

Хочется приключений на самом деле. Если бы не была так ограничена возможность передвижения, материальными средствами, я бы не хотел уезжать из Красноярска. Если бы были дешевые авиабилеты... Билет до Москвы на самолет стоит 15 тысяч, на поезд — 12 тысяч. Из Москвы звонили с одного фестиваля: «Приезжайте». — «Я с удовольствием, только мне четыре дня на поезде». Поэтому фактически есть возможность выезжать глобально только раз в год. И пару раз съездить в какие-нибудь близлежащие Новосибирск и Иркутск — хорошо звучит «близлежащие», когда речь идет о тысяче километров. Если от Москвы взять радиус тысячу километров, туда попадет миллион мест. Сел на автобус и поехал. У нас на автобусе можно уехать максимум в Ачинск. За пределы Красноярского края сложно уехать на автобусе. Здесь на выходные я могу уехать только в лес.

Записала Мария Кувшинова​