«Фильм не музей – он живой»

Оцените материал

Просмотров: 54795

Бертран Бонелло: «Может быть, геи просто умеют держать осанку?»

Мария Кувшинова · 19/05/2011
Главный аутсайдер каннского конкурса – о публичных домах, разнице между лицом и телом и сходстве профессий актрисы и проститутки

Имена:  Бертран Бонелло

©  Festival de Cannes

Кадр из фильма «Дом терпимости»

Кадр из фильма «Дом терпимости»

Главным аутсайдером каннского конкурса уже сейчас можно назвать французского режиссера Бертрана Бонелло, автора фильма «Аполлониды. Хроника закрытого дома» (в английском варианте — «Дом терпимости»). Картина занимает последнее место в опросе критиков, который каждый день проводит ежедневное фестивальное издание Screen (на первом месте — «Гавр» Каурисмяки).

«Дом терпимости» — любопытное болезненное кино. Действие происходит в фешенебельном публичном доме на рубеже XIX и XX века: несколько девушек, которых играют как профессиональные (Ясмин Тринка), так и непрофессиональные актрисы. Ни на одной из них Бонелло («Порнограф», «Терезия», «На войне») не останавливается подробно — это портрет сообщества, масса тел, в которой, тем не менее, можно разглядеть отдельные лица. Одна из девушек получает прозвище «Женщина, которая смеется» — в самом начале фильма ей разрезает щеки клиент, которого она полюбила. Хозяйку борделя играет французский режиссер Ноеми Львовски, в ролях мужчин-посетителей — также режиссеры: Ксавье Бовуа, Пьер Леон, Жак Ноло. На начальных титрах и ближе к концу на саундтреке звучит соул из 1960-х, раздвигающий пространство картины, превращающий ее в специфическое, но по-своему точное высказывание о надвигающемся на героев двадцатом веке.

После Каннского провала Бертран Бонелло рассказал OPENSPACE.RU о французских публичных домах и их сходстве с театром и кинематографом.


Ваш фильм очень разочаровал часть публики, которая ожидала эротических сцен…

— Ну, что сказать — бедолаги. Эротика не является главной темой фильма, но ей здесь все равно находится место: все, что происходит ночью, эпизоды, когда мужчины выбирают девушек… Я действительно долго думал, как поступить с сексом в картине, действие которой происходит в публичном доме, и пришел к выводу, что показывать его — слишком просто и скучно. То время, которое девушки проводят наедине с клиентами, я решил использовать для других целей. Здесь скорее театральная игра, перверсии, фетишизм, чем обычный секс.

В некотором смысле это фильм о ХХ веке: действие начинается осенью 1899 года, а в финале мы видим тех же проституток на сегодняшней городской улице.

— Да, это переходный период, вызывавший у современников большое воодушевление. Когда девятнадцатый век сменялся двадцатым, люди были полны надежд, верили в то, что будут жить в лучшем мире, без войн и болезней, и так далее. Но двадцатый век принес хаос. Персонажи нашей картины находятся внутри замкнутого пространства, но мы каким-то образом понимаем, какие изменения происходят снаружи.

Точно так же про ваш фильм «Порнограф» можно сказать, что он о революции 1968 года. О том, как она отразилась в судьбе одного человека — режиссера порнофильмов.

— Да, именно так. И я знаю, что «Порнограф» тоже разочаровал тех, кто ждал эротических сцен.

Почему и когда публичные дома были запрещены?

— Во Франции публичные дома прекратили свое существование в 1946 году. Была такая женщина — Март Ришар, сначала проститутка, потом шпионка, а потом — муниципальный советник. Именно она подняла вопрос о ликвидации борделей, возможно, потому что хорошо знала, что это такое.

Но и в начале века уже происходили некоторые изменения — проститутки покидали замкнутые помещения, выходили на улицу, в рестораны, в кабаре. Менялась социальная функция публичных домов. В конце XIX века они были для французских мужчин чем-то вроде клубов, куда можно было прийти — выпить, поговорить. Ничего запретного, никаких табу — они перед выходом сообщали жене, куда идут. У нас в фильме — фешенебельный бордель, место для буржуазии и богемы, там много писателей, художников. Но для женщин это тюрьма. Уличная проституция была запрещена, чтобы работать проститутками они регистрировались в полиции и дальше вынуждены были оставаться по месту приписки. Быстро накапливались долги перед хозяйкой, и выбраться с каждым днем было все сложнее. В фильме есть девушка, которая быстро понимает, что к чему, и уходит, но это скорее исключение.

©  Festival de Cannes

Кадр из фильма «Дом терпимости»

Кадр из фильма «Дом терпимости»

В картине есть эпизод, когда девушки выезжают на природу, такой завтрак на траве.

— Это не вымысел. В том публичном доме, который мы взяли за основу, девушек каждый месяц вывозили на пикник. Я сказал актрисам, чтобы они забыли, что играют проституток, попросил их стать просто молодыми женщинами. И вы знаете, они, по-моему, тоже очень обрадовались, что мы снимаем на природе, после шести-семи недель в четырех стенах. Эта сцена — ровно в середине фильма, и когда героини возвращаются из поездки, бордель еще острее воспринимается как тюрьма.

Почему вы решили постоянно показывать всех девушек, а не сконцентрироваться на одной-двух?

— Если бы была снята первоначальная версия сценария, фильм длился бы четыре часа. Было очень сложно собрать актерский ансамбль — кастинг длился девять месяцев. Проще всего было выбрать первую. Вторая должна была ей подходить, а третья — подходить уже двоим. Чем дальше, тем сложнее было выбирать — как будто пазл складываешь. И я хотел, чтобы у меня играли женщины с совершенно разным опытом — профессиональные и непрофессиональные актрисы.

Мне хотелось сделать коллективный портрет, а не несколько индивидуальных. Не судьба отдельного человека, а судьба целой группы людей. Технически это сложно снять — когда в кадре много актеров, ты должен обращать внимание на сотни мелочей. Но даже в этой массе ты различаешь голоса отдельных людей, этих девушек.

©  Festival de Cannes

Кадр из фильма «Дом терпимости»

Кадр из фильма «Дом терпимости»

Забавно, кстати, что в группе женщинам проще играть без одежды. Когда на площадке все одеты, актриса может чувствовать себя некомфортно. Но когда вокруг еще двенадцать обнаженных коллег, жаловаться не на что.

В картине очень четко видно принципиальное различие между лицом и телом.

— Смысл проституции в том, что тело принадлежит любому. Тело, но не лицо. Лицо — это способ увидеть за проституткой человека, увидеть то, что у нее внутри. Лицо — самый прекрасный пейзаж на свете, именно так я его и снимаю.

В борделе есть проститутка с изуродованным лицом, «Женщина, которая смеется». Ей разрезал щеки клиент, которого она полюбила.

— Лицо — единственное, что этим девушкам принадлежит. Всем, кроме одной - изуродованной. У нее нет даже этого.

©  Festival de Cannes

Кадр из фильма «Дом терпимости»

Кадр из фильма «Дом терпимости»

Мужчин, посетителей борделя, играют ваши коллеги, французские режиссеры. Среди нихЖак Ноло, известный автор гей-кино. Вы в это вкладывали какой-то смысл?

— Среди мужчин сложнее найти тех, кто сможет носить костюм конца XIX века, чем среди женщин. Может быть, геи просто умеют прямо держать спину? Я выбрал Жака Ноло по одной единственной причине — он невероятно привлекателен. Когда я думал об этом персонаже, я слышал его голос. С другими режиссерами… Ксавье Бовуа, например, — очень хороший актер и много снимался. Режиссеру просто объясниться с режиссером — мы говорим на одном языке.

Это ведь еще отчасти и кино о кино.

— То, что мы видим в фильме, очень похоже на театр, на кино. В каждом из подобных борделей была комната для вуайеристов — они могли подглядывать за другими. Я говорил: «Если у вас есть проблемы с тем, как сыграть проститутку, вспомните об актрисах. У них, как и у вас, есть сцена, и закулисье, и свои зрители, и свой режиссер — хозяйка борделя».

©  Festival de Cannes

Кадр из фильма «Дом терпимости»

Кадр из фильма «Дом терпимости»

Процесс кастинга не похож на процесс выбора проститутки?

— Нет, потому что режиссер не выбирает одну из ряда других, он разговаривает с актерами наедине и старается быть милым. Я обычно встречаюсь с актерами в кафе и слежу за тем, как они двигаются, за их жестами, а потом делаю пробы на свою маленькую цифровую камеру.

Вы с самого начала знали, что в фильме о начале XX века будет звучать музыка 1960-х годов?

— Да, для меня это не проблема. Фильм — не музей, он живой, поэтому на меня не подействуют упреки в анахронизме. Соул, который я использовал — музыка бывших рабов, и в этом смысле, мне кажется, она подходит для фильма о проститутках, запертых в публичном доме.

Вы себя считаете интеллектуальным режиссером или вы все-таки больше про чувства?

— Про чувства. Точно.​

Ссылки

 

 

 

 

 

КомментарииВсего:1

  • oved· 2011-05-20 09:57:26
    Интересно, спасибо Мария. Надо смотреть.
    Что касается пикника - нынче не очень понятно, почему "Завтрак на траве" Эдуарда Мане считался современниками верхом непристойности. А дело то в том, что тогда это однозначно прочитывалось как сюжет про такой вот пикник. ("В том публичном доме, который мы взяли за основу, девушек каждый месяц вывозили на пикник.")
Все новости ›