ЭКСПЕРТНЫЕ МНЕНИЯ С ПРОТИВОПОЛОЖНОЙ СТОРОНЫ

Александр КОТТ («Ехали два шофера», «Брестская крепость»)
У нас — либо художник, либо профессионал. Очень редко эти два понятия соединяются. Молодому режиссеру с нереализованными амбициями не очень интересно снимать коммерческое кино. Ведь такое кино точно не покажут в Каннах. Просто неинтересно. И его можно понять.

При этом очень часто режиссеры все-таки берутся делать коммерческое кино. Не потому, что хотят, а лишь бы снимать. Ведь «свое» пробить очень сложно. Им кажется, что путь к «своему» кино лежит через сериалы и коммерческое кино. И вот представьте себе ситуацию, в которой человек делает что-то не потому, что хочет этого, а потому, что иначе никак не зацепиться в профессии. И довольствуется уже самой возможностью снимать.

И самое главное. Хорошее жанровое кино — это вообще-то высший пилотаж. Надо владеть профессией. Одного таланта мало. Надо понимать законы жанра. Надо знать законы зрительского восприятия. Не бояться изъясняться простым киноязыком. Не пытаться делать авторское кино там, где оно не нужно. То есть снимать кино для зрителя, а не для себя. Тем более сейчас, когда понятие жанра размыто и никто — во всяком случае у нас в стране — не знает формулы зрительского успеха. Но есть, конечно, исключения, например Каримов с его «Неадекватными людьми».

Андрей КАВУН («Охота на пиранью», «Кандагар»)
Лично я считаю, что артхаусом принято называть те фильмы, смысл и идея которых по тем или иным причинам становятся понятны и близки довольно небольшому кругу людей. В этом есть некая позиция и просчет — значит, автор или не посчитал нужным, или не смог свою интересную и глубокую идею донести до широкой аудитории, ограничиваясь кругом «избранных». Есть в этом и некий элемент снобизма. Выбранная автором форма рассказа заведомо слишком сложна или неприемлема для большинства зрителей.

С другой стороны, сам зритель все больше ищет в кинематографе голого развлечения. Далеко не все готовы к серьезному «разговору» в кинозале. Поэтому действительно интересные и глубокие фильмы зритель отказывается принимать из-за того, что они его не «развлекают». А ведь в чем заключается профессия режиссера? Она, по моему мнению, состоит в том, чтобы сделать фильм понятным для как можно большего количества зрителей, с абсолютно разной способностью и готовностью к восприятию. По крайней мере к этому нужно стремиться. При этом нужно избегать другой крайности — примитивного развлечения ради кассы.

Ведь для чего существует кино? Оно существует не для получения фестивальных призов, что само по себе, разумеется, здорово, а для зрителей, которые приходят в кинотеатр.

Я не думаю, что причина в кинообразовании. Да, когда-то ВГИК страдал перекосом в «элитарность». Но это было давно. Режиссуру там преподают очень разные мастера, с разным творческим стилем и почерком. В каждой мастерской — своя программа, основанная на опыте и взглядах на профессию руководителя этой мастерской. При этом часть тех молодых людей, которых у нас принято считать артхаусными режиссерами, вообще не училась во ВГИКе — они заканчивали Высшие режиссерские курсы или другие киношколы. Как, впрочем, и часть тех, кто работает в мейнстриме. Серебренников вообще выходец из театра.

И уж точно дело не в продюсерах. Более того, я знаю несколько случаев, когда артхаусным режиссерам предлагали зрительские проекты, причем очень интересные, но они отказывались. В конечном счете все опять же сводится к одному простому выбору: что тебе как автору важнее: высказывать сложные мысли и идеи или делать их понятными зрителю?

Я не раз слышал мнение, что так называемый артхаус — искусство, а мейнстрим — что-то простенькое, недостойное называться высоким словом «кино». Такая позиция мне претит. Снобствовать и умничать за счет зрителя — это дешевое самолюбование.

Есть у меня один пример из жизни, который иллюстрирует отношение между большей частью артхауса и зрителем гораздо нагляднее, чем большинство аргументов. Сибирь, городок нефтяников, оторванный от остального мира. Кино привозят раз в месяц, и то летом. И для всех это праздник. Женщины надевают красивые платья, мужчины бреются, все собираются в клуб. И вот привозят им фильм... Сейчас не вспомню названия, но сам фильм помню — я его видел. Что-то среднее между «Юрьевым днем» и «Счастье мое». Сюжет такой: в заброшенный город в аномальной зоне отправляется экспедиция ученых. И когда они прибывают в этот город, обнаруживается, что он полон собак, когда-то преданных и брошенных хозяевами. Собаки одичали и сбились в стаю. И начинают убивать ученых. Сначала одного, потом второго, третьего, четвертого... И так весь фильм. В конце последнему удается выбраться, он бежит по какой-то песчаной пустыне, падает в огромную яму, а когда поднимает глаза, видит, что эту яму окружили рычащие свирепые псы. Конец фильма. Экран гаснет. Полная тишина. И грустная женская реплика: «Ну вот, отдохнули, бл..ь». У нас ведь огромная часть артхауса — это не фильмы с интересной формулировкой, а фильмы про «как страшно жить». И не только у нас, кстати. Когда женщина режет лезвием гениталии в «Пианистке» или «Антихристе» Триера — эстетская публика рукоплещет. А меня с души воротит от подобных откровений.​