Трогательная история соприкосновения чудака со свингующим Лондоном, эстетически и эмоционально напоминает фильмы из программы «В гостях у сказки» – при условии, что в гостях кормили LSD.

Оцените материал

Просмотров: 47421

BRICK в «Пионере»

Мария Кувшинова, Ксения Косенкова · 13/12/2010
Восемь лучших британских фильмов 1960-х (шесть из них – с пленки)

Имена:  Джо Мэссот · Дональд Кэммел · Линдсей Андерсон · Майкл Пауэлл · Николас Роуг · Ричард Лестер · Сидни Дж. Фьюри · Тони Ричардсон

BRICK в «Пионере»
C 15 по 19 декабря в кинотеатре «Пионер» пройдет фестиваль BRICK – первый из серии смотров, посвященных разным эпохам и стилям британского кино. В этом году фестиваль, название которого расшифровывается как British Flashback, дает редкую возможность посмотреть на большом экране восемь по-настоящему незаурядных картин 1960-х годов (все фильмы, кроме «Чудо-стены» и «Жилой комнаты», демонстрируются с пленочных копий, специально привезенных из Великобритании). Бóльшая их часть входит в сотню лучших британских фильмов по версии Британского киноинститута. Программа подобрана так, чтобы дать по возможности полную картину тенденций в кино поворотного десятилетия. КСЕНИЯ КОСЕНКОВА напоминает о том, каким было британское кино в 1960-е, и вместе с МАРИЕЙ КУВШИНОВОЙ рассматривает фильмы программы в исторической перспективе.


1960-е в Британии начались с «новой волны», предложившей публике суровый реалистичный антураж промышленного севера и невиданных киногероев – витальных и сердитых на весь свет молодых людей из низших классов. Вскоре кино подчинилось новым импульсам из свингующего Лондона, который оказался центром феноменального культурного перелома, потрясшего Европу и Америку. Англия радикально обновила сильно истрепавшийся имидж: «британское» перестало быть синонимом имперского, консервативного и затхлого, оно стало считаться модным, авангардным и открытым новому. Пересмотру, в том числе и в кино, подвергалось все: авторитеты, отношения классов, полов и рас. Ранее священные для британского кинематографа границы реальности размывались под влиянием психоделических опытов. Новое искусство и новая мораль привлекали иностранцев, особенно американцев, и американские деньги: на какое-то время Англия превратилась в важнейший центр международного кинопроизводства, а британское кино за океаном заранее снабжалось знаком качества – как одновременно новаторское и зрительское. К концу десятилетия взгляд режиссеров стал мрачнеть: оптимизм износился, гедонизм и пацифизм оказались утопичными проектами, а экономический бум закончился, но в этот момент появились, возможно, лучшие фильмы эпохи. Так или иначе, именно в 1960-е британское кино получило те импульсы и ту репутацию, которые питают его до сих пор. – К.К.

«Если…» (If…), 1968. Режиссер Линдсей Андерсон

©  Предоставлено фестивалем BRICK

Кадр из фильма «Если…»

Кадр из фильма «Если…»

Фильм «Если…» получил каннскую «Золотую пальму» в 1969-м, спустя год после начала известных студенческих волнений. Тем не менее история бунта в закрытой английской школе для мальчиков связана с революцией 1968-го скорее хронологически, чем содержательно, – возможно, именно поэтому сейчас картина не кажется ни на минуту устаревшей. Опираясь на сценарий Дэвида Шервина и Джона Хоулетта (сначала он назывался «Крестоносцы»), в качестве основного источника вдохновения сам Андерсон называл фильм Жана Виго «Ноль по поведению» (1933), в котором ученики интерната восстают против издевательств преподавателей. Ближе к финалу реальность в картине едва уловимо смещается – именно этого эффекта добивался и Андерсон, повторивший композицию Виго: возвращение после каникул – унижения – эскалация напряжения – бунт.

Фильм «Если…» (название которого отсылает к хрестоматийному стихотворению Киплинга) – это вечная история индивидуального бунта в репрессивной системе. Школа – действующая модель общества, в данном случае иерархического, милитаризованного, нанизанного на вертикаль нисходящего унижения (одним из проявлений которого становится постоянное гомоэротическое напряжение) и вызывающего в результате даже не вспышку, а ураганный пожар насилия. Мы видим несколько «поколений» учеников: самых младших – запуганных и покорных; самых старших – циничных, находящихся на полпути к преподаванию и воспроизводству себе подобных; средних – еще способных на бунт. И если портреты Ленина и Че Гевары в дортуарах напоминают о современности, то старомодная форма школьников намеренно отодвигает действие на территорию некой условности, обобщения. В этой одежде главный герой Мик Тревис и его одноклассники больше похожи на персонажей со знаменитой фотографии Тoffs and Тoughs, на которой студенты колледжа Хэрроу случайно оказались в одном кадре с ровесниками-реднеками (критикой британской системы образования слева, с позиций toughs стал вышедший в 1969-м «Кес» Кена Лоуча).

Даже спустя сорок лет «Если…» кажется радиоактивным фильмом, излучающим мощную ядовитую энергию, и главный ее источник – исполнитель роли Мика Тревиса Малкольм Макдауэлл, дебютант с прозрачными глазами и мгновенными реакциями. В одном кадре (Тревис заходит в спортивный зал, где его будут пороть надзиратели) – весь будущий Алекс де Лардж из «Заводного апельсина».

Человек по имени Мик Тревис появится еще в двух совместных картинах Андерсона и Макдауэлла – социальных сатирах «О, счастливчик»(1973) и «Госпиталь “Британия”» (1982); однако это будет совсем другой персонаж. – М.К.


«Подглядывающий» (Peeping Tom), 1960. Режиссер Майкл Пауэлл

©  Предоставлено фестивалем BRICK

Кадр из фильма «Подглядывающий»

Кадр из фильма «Подглядывающий»

Прием, оказанный британской прессой «Подглядывающему» в момент его появления, суммируется высказыванием одного критика: лучший способ отделаться от этого фильма – спустить его в ближайшую канализационную трубу.

Психопатологический триллер об операторе, который убивает женщин штативом камеры ради наслаждения их страхом и снимает это на пленку, поставил крест на карьере режиссера Майкла Пауэлла, познавшего первый успех двумя десятилетиями ранее. В фильмах Пауэлла (по меркам склонного к реалистичной манере британского кинематографа 1930–1950-х) всегда было слишком много фантазии – под видом сказок и музыкальных фильмов он, единственный в Англии, снимал тогда в полном смысле визионерское кино. Никто, впрочем, не ждал от него пугающего «этюда в багровых тонах», в котором он сам сыграл отца главного героя – возникающего на старой кинопленке психолога-садиста, который изучает на своем сыне механизмы детских страхов. Морально изуродованный сын помимо своей воли будто продолжает эксперименты, но ставки теперь доходят до абсолютного предела. Для этого несчастного «гомункулуса» смотреть означает жить и чувствовать, а снимать – получать власть.

Если критиков ужаснул в «Подглядывающем» садизм и «дурной вкус», то сам Пауэлл называл фильм искренним и нежным. Что не устроило британских критиков, устроило Мартина Скорсезе: именно ему удалось «официально» реабилитировать фильм и его постановщика в конце 1970-х. С тех пор о работе Пауэлла были написаны тысячи строк, но смысл их сводится в общем-то к одному: «Подглядывающий» виртуозно, красиво и страшно зарифмовал кино, вуайеризм, секс и смерть. – К.К.


«Чудо-стена» (Wonderwall), 1968. Режиссер Джо Мэссот

©  Предоставлено фестивалем BRICK

Кадр из фильма «Чудо-стена»

Кадр из фильма «Чудо-стена»

Гораздо более жизнерадостная, чем у Пауэлла, история про подглядывающего. Одинокий рассеянный ученый (даже свет не может выключить без записки) наблюдает в микроскоп за амебами, а потом через случайно обнаруженную дырку в стене начинает наблюдать за соседкой (Джейн Биркин). Трогательная история соприкосновения чудака со свингующим Лондоном, эстетически и эмоционально напоминает фильмы из программы «В гостях у сказки» – при условии, что в гостях кормили LSD (даже исследование амеб тут – лишь повод для воссоздания на экране кислотного трипа). Эта открытость новому опыту в сочетании с наивностью, возможно, самое драгоценное в ностальгических воспоминаниях о 1960-х. Музыку к фильму написал Джордж Харрисон, в ту пору уже крепко увлеченный Индией и игрой на ситаре (Wonderwall Music станет его первым сольным альбомом; неслучайны и ассоциации с известной песней группы Oasis). – М.К.


{-page-}

 

«Досье Ипкресс» (The Ipcress File), 1965. Режиссер Сидни Дж. Фьюри

©  Предоставлено фестивалем BRICK

Кадр из фильма «Досье Ипкресс»

Кадр из фильма «Досье Ипкресс»

Покупая права на экранизацию книги Лена Дейтона, сопродюсер бондианы Гарри Зальцман надеялся превратить тогда еще безымянного британского разведчика (роман был написан от первого лица) в героя собственной долгоиграющей шпионской франшизы. Первая задача – придумать ему максимально скучное имя – с блеском была выполнена авторами картины. Гарри Палмер (Палмером звали занудного приятеля Зальцмана; сделать его своим тезкой он согласился, потому что на самом деле был Хершелем) – шпион, которого Майкл Кейн сыграл в пяти очень разных по качеству картинах, – так и остался тем, кем был задуман: допельгангером агента 007, его теневой сущностью и напоминанием о позабытых британских корнях.

Из Палмера старательно делали анти-Бонда: посылали его в супермаркет за мелкими покупками, заставляли готовить ужин для заглянувшей с загадочными целями коллеги, разрешили подслеповатому Кейну оставаться в кадре в очках (они стали характерным признаком персонажа и во многом спасли Кейна от выхода в тираж – в других ролях ему достаточно было просто их снять). Музыку к фильму, впрочем, сочинял Джон Барри – к тому моменту композитор уже нескольких серий бондианы.

В «Досье Ипкресс» Гарри Палмер – изгнанный из военной полиции офицер, который вместо тюрьмы согласился поработать на разведку, расследуя дело об исчезновении засекреченных ученых из оборонки. Шпионская служба здесь мало похожа на джет-сет – скорее офисная работа. С осведомителем приходится встречаться в библиотеке, по каждому поводу требуют писать бесконечное количество отчетов. Но по мере продвижения расследования вокруг Палмера начинают погибать люди и разрушаться привычная реальность. Ловушка захлопывается – и вчерашний циник, как дурак с мороза вошедший в параноидальный шпионский мир, теряет уверенность и начинает отчаянно цепляться за жизнь (бондиана доберется до такой деконструкции образа только лет через сорок).

Шпионский фильм, в котором половина планов снята откуда-то снизу, из-под стола, из-за угла, вопреки планам Зальцмана попал не в большой коммерческий прокат (в США картина поначалу вышла в артхаусных кинотеатрах), а в конкурс Каннского фестиваля. Продолжение, «Похороны в Берлине», снимет режиссер «Голдфингера» и «Человека с золотым пистолетом» Гай Гамильтон. Третью часть, «Мозг на миллиард долларов», – и вовсе Кен Рассел, который заставит Палмера предотвращать Третью мировую, барахтаться в снегу, переходить финскую границу и (о ужас!) читать газету «Известия». – М.К.


«Вкус меда» (A Taste of Honey), 1961. Режиссер Тони Ричардсон

©  Предоставлено фестивалем BRICK

Кадр из фильма «Вкус меда»

Кадр из фильма «Вкус меда»

Ко времени появления фильма «Вкус меда» первые ленты «новой волны» уже успели стряхнуть пыль с британского кино: антураж и новые герои категорически не вписывались в привычные английскому экрану рамки. Такой была и героиня «Вкуса меда» – своенравная умная девчонка по имени Джо, дочь женщины если не легкого, то «облегченного» поведения. Никому не известная актриса Рита Ташингем была настолько не похожа на прежних экранных красавиц, что ее вполне симпатичное лицо в прессе упорно называли уродливым. Только нешуточный кассовый успех новых фильмов позволял «молодым рассерженным» снимать так, как им хотелось, иначе на месте Ташингем могла оказаться Одри Хепберн, которую навязывали американские продюсеры; к ней автоматически прилагался бы хеппи-энд.

«Вкус меда» манифестировал «непохожесть» своих героев как право и как благо. Он с поразительной легкостью нарушал сразу несколько сюжетных табу: Джо беременела от чернокожего моряка и обзаводилась другом-геем.

При этом режиссер Тони Ричардсон отнюдь не задавался целью просто пощекотать зрителю нервы. «Вкус меда», по сути, «роман воспитания», вполне моралистичная история взросления одной хорошей души. Джо, как могла, обживала тот единственный мир, что был ей доступен, – мир бедных промышленных окраин и заброшенных пустырей; вместе с ней и зрителю открывалась красота без приукрашивания, специфическое обаяние отчужденных пространств. Слегка наивный «поэтический натурализм» фильмов Ричардсона имел большой успех, но вскоре был сметен искушенными героями зрелых 1960-х. Однако в каком-то смысле он остался надолго – отзвуки «Вкуса меда» и его интонации явно слышны, например, в прошлогоднем «Аквариуме». – К.К.


«Несчастный случай» (Accident), 1967. Режиссер Джозеф Лоузи

©  Предоставлено фестивалем BRICK

Кадр из фильма «Несчастный случай»

Кадр из фильма «Несчастный случай»

В «Несчастном случае» режиссер Джозеф Лоузи и драматург Гарольд Пинтер во второй раз – после фильма «Слуга» (1963) – реализовали свою общую страсть к изучению распада личности (а точнее, заботливо пестуемой человеком личины) и к анализу угроз, исходящих от заурядных ситуаций.

Небольшое «искривление» в обстоятельствах, а именно появление непроницаемо красивой молодой ученицы-иностранки, медленно и незаметно уничтожает душевное благополучие оксфордского профессора, сыгранного Дирком Богартом. Дело здесь не в романе с девицей, а как раз в его отсутствии: стареющий профессор начинает подспудную и незаметную на поверхности, но исполненную ревности борьбу с двумя другими самцами – своими друзьями, один из которых моложе его, а другой успешнее. Американца Лоузи, жившего в Британии с начала 1950-х, особенно занимала классовая система как структурная первооснова английского бытия. В «Несчастном случае» это проявилось в антропологически пристальном наблюдении за спокойной, устроенной и слегка декадентской жизнью просвещенного среднего класса. Интеллектуальность академической среды, помноженная на британскую благопристойность, должна, казалось бы, гарантировать свободу от «низких» страстей, но на деле усугубляет их, загоняя внутрь и как бы разреживая, укрывая условностями и пустой болтовней. Лоузи и Пинтер сделали вместе три фильма, которые для первого стали зенитом карьеры. Возможно, «Слуга» более известен, а «Посредник» (1971), получивший «Золотую пальмовую ветвь», более титулован, но «Несчастный случай» все-таки явил вершину совместного метода одного из самых удачных тандемов в истории британского кино. – К.К.


«Жилая комната» (The Bed Sitting Room), 1969. Режиссер Ричард Лестер

©  Предоставлено фестивалем BRICK

Кадр из фильма «Жилая комната»

Кадр из фильма «Жилая комната»

Мир после ядерной катастрофы похож на огромную свалку промышленных и человеческих отходов. Выжившим приходится заново обустраиваться в свихнувшейся вселенной (одна семья, например, живет в бесконечно ездящем по кругу поезде лондонской подземки; бывший диктор BBC в остатках смокинга ходит к соседям и читает последние известия; хлебные корки вставляют в оправу, как бриллианты).

Режиссер Ричард Лестер (снявший в числе прочего A Hard Day’s Night и Help! ) не имел никакого отношения к «Монти Пайтону», сделал свой фильм до «Летающего цирка», и в связи с ним можно было бы говорить о животворной традиции британского абсурда, если бы он не был американцем. «Жилую комнату» (а в фильме действительно есть жилая, то есть живая и говорящая комната) можно вписывать в контекст не только «пайтонов» (которых она действительно напоминает, хотя юмор здесь несколько грубоват), но и западного кинематографа, снятого в атмосфере и по мотивам тяжелого ядерного психоза. Сюда относятся и годаровская новелла из фильма «РоГоПаГ», и несколько картин Марко Феррери, и «Доктор Стрейнджлав» Кубрика, и даже «8 ½» Феллини (Гвидо Ансельми снимает фильм про новый ковчег, который спасет человечество от последствий атомной катастрофы). Так что 1960-е – это не только открытость и поиск, но и отголоски Карибского кризиса, и попытки защититься от своих страхов при помощи мрачноватого юмора. – М.К.


«Представление» (Performance), 1968–1970. Режиссеры Дональд Кэммел и Николас Роуг

©  Предоставлено фестивалем BRICK

Кадр из фильма «Представление»

Кадр из фильма «Представление»

Этот фильм, по задумке американской студии Warner, должен был стать эквивалентом битловских комедий Ричарда Лестера, но только с Миком Джаггером в главной роли. Оно и понятно: ковать деньги на музыке групп «британского вторжения» нужно было не отходя от кассы. Получилось, однако, нечто совсем иное. Режиссеры-дебютанты – художник и богемный персонаж Дональд Кэммел и успешный оператор Николас Роуг – сняли мрачное, экспериментальное и полное культурных аллюзий кино, которое, впрочем, как стало ясно позднее, куда адекватнее выразило изменившийся «похмельный» дух поздних 1960-х. По словам Марианны Фэйтфул, фильм «сохранил под стеклом целую эпоху».

«Представление» состоит из двух очень разных частей. Первая – гангстерская: бандит по имени Чез, красивый самоуверенный мачо, артистично запугивает должников своего босса. Совершив большой промах, он вынужден искать укрытия от своей же банды и полиции. Случайно он попадает в дом бывшего рок-идола (это, само собой, Джаггер), живущего отшельником с двумя любовницами и кучей наркоты. Начинается психоделическая часть, а криминальный боевик оборачивается «Алисой в стране секса, наркотиков и рок-н-ролла». Чез, поначалу называющий происходящее «представлением уродов», проходит сквозь несколько радикальных преображений и смен идентичности – не без помощи, естественно, волшебных грибов. Гангстерская часть, как ни странно, сложнее для восприятия за счет «брутального» резкого монтажа и агрессивного звукоряда. Вопрос о том, повлияла ли она на позднейшие эксперименты с криминальным кино, до сих пор открыт. Ясно одно: пролежавший на полке два года и не имевший успеха при выходе, фильм «Представление» со временем обрел не прилепленный дистрибьюторами (как это нередко случается), а по-настоящему культовый статус. – К.К.

 

 

 

 

 

Все новости ›