Просмотров: 29390
«Последний урок» с Изабель Аджани
Алексей Васильев ·
02/10/2009
Фильм Жан-Поля Лильенфельда, показанный на фестивале «Французское кино сегодня», стал огнестрельным ответом на гуманизм Лорана Канте, год назад победившего в Каннах с «Классом»
Имена:
Жан-Поль Лильенфельд · Изабель Аджани
© Другое кино
События развернутся стремительно. Не пройдет и трех минут, как динамики выпустят бесперебойную очередь брани, воплей, крика, затрещин… Выстрелов, наконец. Экран наполнится пушечным мясом 17-летних крепких арабских тел и скульптурно слепленных лиц. Камера будет едва поспевать за потасовкой, резкими жестами, брошенными предметами, вытаращенными в перепалке глазами.
Но в самом начале у нас будет совсем немного времени, буквально два десятка секунд, чтобы просто вслушаться в голос, который пока еще не надтреснут, не сорван. Экран залит красным светом, столь интенсивным, что мы можем лишь гадательно прочитать на нем ореол легендарной черной шевелюры и абрис лица женщины, под чьим взором выросло уже не одно поколение кинозрителей. «Я стреляла в учеников. Я дошла до ручки», — предупреждает голос суетливой растеряши из «Жильца», взвинченной извращенки из «Одержимости», растерянной психопатки из «Убийственного лета», взбалмошной артистки из «Счастливого пути». Голос вечной девочки, так и не сумевшей освободиться от детских и семейных травм, отчаянно цепляющейся за запрещенные приемы, чтобы продержаться еще хоть несколько дней во взрослой жизни. Голос Изабель Аджани.
© Другое кино
Впервые мы, дети СССР, услышали этот голос четверть века назад в передаче «Что? Где? Когда?»: Изабель Аджани заполняла музыкальную паузу и под музыку Генсбура шептала в трубку все более срывающимся голосом «Аллё! Аллё! Аллё!», а пространство вокруг телефонной будки, из которой она пыталась докричаться до покинувшего возлюбленного, заполняла вода, и круг акульих плавников у ее ног все сужался. В финале будка взрывалась, не дав акулам сделать свое дело, но для самой героини не меняя финала принципиально.
Читать текст полностью
Этот маленький вычурный клип — квинтэссенция практически всех больших ролей, сыгранных Аджани в кино. В нем заключен и своеобразный код к ситуации из «Последнего урока» (в оригинале картина называется «День юбки»).
Рассказывать о первом фильме с Изабель Аджани за прошедшие пять лет и обсуждать при этом что-либо, кроме нее, довольно проблематично. Она из тех актеров, чьи имена мы извлекаем из памяти, как дорогостоящее лакомство бельгийского шоколатье из многослойных золотистых оберток. Уходящая натура. Это значит, что даже если фильм не станет больше, чем жизнь, то актриса наверняка окажется больше, чем героиня. Как в случае с Делоном, Стрейзанд или Денев, мы идем смотреть не на решающее утро в судьбе некой мадам Бержерак, а на Изабель Аджани в предлагаемых обстоятельствах. Что ж, в этот раз ее акулами стали старшеклассники из пригорода, болтающие сплошь о телках, пушках и наркоте с характерным рэперским акцентом, а бомба, что взрывается в финале, — та самая, на которой сидит нынешний Евросоюз, с его проблемой смешанного этноса, которую на уровне власти больше стремятся замять, чем решить, и которая дает о себе знать сполохами вроде известных парижских погромов.
Изабель Аджани пятьдесят четыре года. Голос, как известно, с возрастом может совсем не меняться. Но за последние 15 лет лицо Аджани раздувалось, как у поролоновой куклы, и сдувалось обратно. Она бесследно и подолгу пропадала, а вернувшись уже не той, на вопрос «Где вы были все эти три года?» отвечала: «Я любила», так что неудивительно, что первой интригой богатого на кульбиты фильма становится именно ее лицо.
© Другое кино
Но чуда не произойдет. Актрисе, повторимся, пятьдесят четыре. Нездоровая припухлость щек, в которых копались пластические хирурги, чуть спала, но не исчезла, и в облике Изабель Аджани нашего времени сквозит какая-то приобретенная с возрастом недохоленность, вроде той, что характеризовала героиню Ии Саввиной в «Гараже». Схожесть становится тем сильнее, что фильм о запертой комнате с невольниками и их суматошными склоками-примирениями и ситуационно напоминает «Гараж», только застрельщиком здесь является сама Аджани.
Мадам Бержерак, как расскажет впоследствии полиции и переговорщику ее муж, тошнило всякое утро перед выходом на работу в злополучную пригородную госшколу. Вверенные ей дети иммигрантов из Алжира и других исламских государств представляют собой неуправляемый клубок ершистых тварей, не способных прервать свои наезды друг на друга ни на секунду. Замшевая юбка выше колен, в которой мадам Бержерак ходит на работу, бросая вызов отвратительной ей моде на офисных сучек в брюках и половое равноправие, не дает покоя ученикам, пол-урока изрыгающим сексуальные намеки и шуточки вроде: «Ваши родители, мадам, верно, были террористы, а иначе откуда у них получилась бы такая бомба, как вы?» В то утро, когда происходит действие фильма, выпавший посреди занятий из рюкзака рослого негра Мусса заряженный пистолет наводит мадам Бержерак на мысль, как ей втемяшить в головы своих подопечных отпущенного по программе Мольера так, чтоб они навсегда запомнили и этот урок, и диалоги «Мещанина во дворянстве». Прострелив Муссу ляжку и заперев изнутри звуконепроницаемую дверь в аудиторию, мадам укладывает учеников на пол и, вышагивая в сапогах-ботфортах по сцене драмкружка, заставляет повторять факты биографии и рифмы великого французского классициста. Осада, переговоры и подоспевший к месту происшествия министр (из тех же обряженных в брюки сучек) не смогут сорвать урок.
Вслед пьесе Мольера, которую требует затвердить мадам, фильм исповедует свойственное классицизму единство места, времени и действия. Истерики Аджани местами неимоверно потешны, как у Жирардо в ее лучшие годы; авторы откровенно издеваются над голливудскими штампами о переговорщиках, которых в телефон шантажируют жены, грозя уйти с вещами, а распознать присутствие спецназа и уничтожить подслушивающие устройства запертым в классе героям помогает увлечение фильмом «Переговорщик». Исполнители ролей учеников, хоть внешне и выразительны, профессиональными актерами не являются, что в сочетании с декорациями школьного драмкружка придает фильму схожесть с незаладившейся любительской постановкой.
© Другое кино
Перед нами случай современного ироничного классицизма.
Как и в жизни, истерический смех сменится горькими слезами, а ерническая лента, с ее пикантным сочетанием театральной условности и репортажной спонтанности, обернется современной трагедией о бездонности конфликтов, сопровождающих жизнь второго поколения арабских иммигрантов во Франции. Грубость и ортодоксальность правоохранительных органов и трусливость представителей власти, готовых любой ценой сохранить видимость спокойствия и собственные кресла, но не способных принимать действенные и верные решения, сыграют роль рока.
Но зачем в столь маленьком, политически ангажированном и малобюджетном проекте понадобилась звезда такого полета? Чтобы подчеркнуть ничтожность государственных и правовых структур и ограниченность арабской молодежи. При всей оригинальности замысла они не оказались бы представленными в столь безжалостном свете, не прозвучи в фильме мощный голос самой Изабель Аджани. Подобная грандиозному природному явлению, она триумфально вершит свою роль, меняя настроения и краски — как тот переломный апрельский день, в котором успевают сменить друг друга все четыре времени года.
«Последний урок» выйдет в прокат 8 октября
Невероятно, просто поразительно, что в России так хорошо помнят о так называемых французских погромах, словно бы это произошло вчера вечером в центре Москвы. То, что эти факты так травматично отзываются в памяти, весьма симптоматично. Вдвойне симптоматично то, что россиян так волнует проблема европейской этнической политики. Нередко кажется, что Россия сочувствует бедной, несчастной Европе, которая допустила такую оплошность или даже глупость, открыв бывшим своим колониям двери, так что теперь «чумазые» (помните это замечательное словечко из «Неоконченной пьесы…»?) своими грязными ручонками едят свой кускус из священного фарфора эпохи Людовика 14-го, греются по вечерам в своем опасном Сен-Дени вокруг горящих автомобилей, принадлежащих добропорядочным этическим французам, разговаривая между собой на варварском языке, никогда не соприкасавшимся с изящным слогом Флобера и Рембо. Почему Россия сочувствует Европе и волнуется за ее этническое будущее больше, чем сама Европа? Потому что, наверное, Россия умнее, прозорливее, годы татаро-монгольской оккупации ее чему-то да научили, ей Богу! Она не пытается замаскировать опасность, убежать от нее. Она встречает ее во всеоружии, мужественно, с открытым забралом (http://www.openspace.ru/society/projects/201/details/8509/). А еще, наверное, потому что Россия знает: если сегодня собор Парижской Богоматери становится мечетью, завтра мечетью станет Храм Христа Спасителя!
Мне эта логика напоминает следующий случай, рассказанный моими французскими знакомыми: их консервативно настроенный прадедушка говорил своим детям, собирающимся голосовать за социалистов в конце 70-х: «Вы не понимаете, что вы делаете! Если Миттеран победит, на следующий же день советские танки будут в Париже!»
Стихийная российская ксенофобия предстает в массе превращенных и извращенных форм, одной из которых является эта маниакальная забота о старой Европе, в духе пропахшего нафталином Шпенглера. Словно бы постоянное взаимопроникновение, взаимозависимое развитие не является одним из универсальных механизмов культуры! Словно бы иммигранты не приносят в Европу ничего нового. «Но назови мне хотя бы десять выдающихся африканских писателей, равных по величине Гете, Шиллеру, Пушкину!» - можно услышать такой аргумент. «А знаешь ли ты историю африканской литературы достаточно хорошо, чтобы иметь право задавать такой вопрос?» - стоит ответить на это. – «Африканской литературы, которую ты заранее считаешь ниже европейской, к которой ты заранее подходишь с европейскими критериями величия, замечу в скобках!» (тут, ради справедливости, стоит заметить, что и Шпенглер пригодился).
Кажется, что иммигранты опасны. Но не более ли опасен мэр одного северофранцузского города, который мечтает пересажать всех иммигрантов в тюрьмы, а затем отправить из обратно. Не более ли опасны вообще любые колониальные авантюры? Небольшая группа, сжигающая автомобили в пригороде Парижа, выглядит немыслимо смешно по сравнению с жестокостью колониалистов, как прошлого, так и настоящего, имея в виду под последних руководителей транснациональных корпораций. Именно они ответственны за то, что пропасть между бедными и богатыми становится все шире и шире. Ведь иммигранты уезжают из своих стран потому, что там плохо. Они, как любые живые существа, стремятся к лучшему. Если бы не деятельность вышеупомянутых корпораций, делающих одни страны бедными, а другие богатыми, не было бы и таких интенсивных иммиграционных потоков.
Сначала ты создаешь условия для их возникновения, а потом жалуешься. Сначала ты сажаешь или депортируешь беженцев, относишься к ним как к животным, вместо того, чтобы помочь им, обучить их, социализировать, затем удивляешься, что они не говорят на твоем языке, что они отвечают тебе агрессией. Но тебя это не касается. У тебя своя жизнь, а у них – своя.
…
Прошу прощения за эмоциональность. Очень меня волнует этот вопрос.
Есть есть желание в воскресенье, 4 октября, в 10:00 в кинозале «35 ММ» вы можете задать свои вопросы лично режиссеру "Последнего урока".
О том, как много нового иммигранты привнесли во французское кино хорошо написал Андрей Плахов http://www.openspace.ru/cinema/projects/8787/details/12604/
А вот, кстати, еще один комментарий (к фильму - задолго до фильма) русского француза Михаила Маяцкого: "Интеграция возможна, когда в классе 100% детей иммигрантов. Но не тогда, когда эти 100% унаследовали и крепко усвоили от своей семейно-социальной среды ощущение полного тупика. Знание из жизненного шанса превращается в инструмент унижения и насилия. Вот почему наряду с машинами, автобусами, полицейскими участками, магазинами, фирмами, жгли и школы: за то, что школа из гарантии интеграции и равенства шансов стала машиной умножения и закрепления неравенства. Достаточно закончить пригородную школу – и независимо от твоих оценок, успехов, способностей, само упоминание ее в твоем CV становится несмываемым пятном".
http://www.prognosis.ru/news/world/2005/11/11/maiatsky.html