Вначала было это, как его?..

Режиссер АЛЕКСАНДР РАСТОРГУЕВ полемизирует с рецензией OPENSPACE.RU на фильм Ивана Вырыпаева «Кислород»

Имена:  Иван Вырыпаев

В мировой литературе не так уж много светлых текстов про любовь, баб и другие легкомысленные штучки из плейбоя. Рабле Боккаччо, капитанская дочка Обломова. Алес.

Одинразнепидарас.

Наша темная словесность вообще шлет всем трехтомные малявы архипелаггулаг. И привет. Кругом Гоголь, мыслящая плесень Мамлеева из сапога Платонова, стоны маленького человека из шинели и сладкие слезы Алексей Максимыча из себя. Один Сорокин просто красивый человек, этого немало.

Упрекнуть Вырыпаева в графоманстве легче, чем Малевича в геометрии. Но кто этот пушкинский дом? Кто будет судить поэта, кто получит водокачку, кто виноват, кто здесь?

Железнодорожная истерика Венички в исполнении аутиста — это культтеррор нового разлива. Кислородный коктейль «Москва — Петушки». Со стопервого по нулевой. И выпил...

Я ехал в консервном автобусе в маленький г. Консервированные герои кинотеатра doc. лежали в проходе, как анчоусы в ананасах. Я достал кислород из кармана спустя три года после интернета. Я начал читать. Я задохнулся. После станции «Кочеванчик» доковские герои сделались шекспировскими. Сам я ехал уже не на блядки, а быть в будущей жизни. Место называлось жопа народа, кругом шло русское кино про просторы без берёз. Я был счастлив.



В кино, кстати, не так много новых идей. Вот полный перечень: склеили сцены / порезали сцены. Камеру вынесли из театра на улицу. Камеру сняли со штатива. Картинку отмайкрософтили. Всё, аминь.

Можно сто лет ходить в папином пиджаке, жрать свалявшуюся пыль из его карманов: кроме приставки мл. — ничего, что можно добавить. Только убавить.

Отубавьтесь от меня, скучные люди. Я хочу другое.

Прошло много скудных жизней, длинных, как Юрьев день. Много светлых, как стрекозы, уколов в миокард. Незадолго до конца света я посмотрел текст кислорода в кино.

И если сказано, блядь, что авторский блокбастер, что три миллиона зелени и в титрах целый город Сызрань, то иди и смотри.

И я пошел.

И опять я стал счастлив, какое нудное постоянство даже.

Вырыпаев тоже зануда. Вырыпаев эпический гомероид. Эпическому сознанию не до мелочей, поэтому так неизобретательно, так неуклюже, так однообразно устроен его космос. Это детское пространство раскрашенных богинь, шиваистские пляски, ритмический парафраз кровеносных биений.

Театр всегда идет за текстом. Новый театр — за новым автором. Энергия театра высока. Высокая энергия театра груба и примитивна. Представление требует много изобретательного мяса, душного пота и радости. Сцена малопригодна для легкого дрожания губ и сужающихся героиновых зрачков. Вырыпаев прячется здесь под маской. Известно, что золотой.

В кино энергии тоньше, и автор становится тем, что он есть.

Вырыпаев суггестор, месмерист. Гипнотическое воздействие на эрогенные зоны коллективного бессознательного — пространство его художнической воли. Пространство это степное, дикое. Русское кино жмется к мосфильму, чтобы радио ловило, питер-фм. Чтобы в мегаполисе затеряться и встретиться в лифте с судьбой. Чтобы легко было снести буддистские клещи в церковную лавку, отче наш. Вырыпаев не такой. Он один, как застрявший в бездорожье жигуль.

Лучше это знают женщины. Они запотевают, как велосипедный звонок, нервно курят после сеанса, грязно ругаются привычными словами.

Помимо них, Вырыпаев все еще хранит пару-тройку замусоленных флаеров со вчерашних вечеринок — это алиби постороннего. Вот входной билет на 11сентября-пати. Это бесплатный кошерный кофе в здании оон. Вот спиды/грибы/колёса — версификация русского бокс-офиса для премьер-министра. Вот автобусный тур Москва — Европа: родной китайский лунопарк. Вот 35 мм — это на Кинотавр, в глубокую глотку. Здесь он бродил с неприкаянным видом, в тени удачливого собрата по цеху.

В воздухе кинотавра столько режиссеров, что нечем дышать. Один из них по-миргородски сказал мне: ты в меня плюнул. Как будто кроме меня этого никто не хотел бы сделать. Но это был не я, скучно на этом свете, господа. Красненькие, много нас, мы аккуратно лежим на белых шезлонгах в разноцветных трусах: вот он, маленький ад Уолта Диснея. И два собрата по разные стороны цеха: прикинь, заправив пальто в плавки и свитер в ботинки, они яростно развешивают свое нововидение в розницу продюсерского фастфуда. Муниципальная столовая грез.

Если эпическое сознание упаковать в рэпак, а его заламинировать в кодак, то этот тюнинг уже может сойти за привычное новое кино. Авторское. Так называется, когда продюсер скромничает. Это обычное провинциальное зло неверия самому себе: у меня есть оно, другое. Сейчас я попробую его убить, как вы любите. Выварить, как учили. Сервировать, как положено. Буду стоять здесь за углом, с микстурой от несварения. Правда же, нестрашно даже? Враг самому себе, себе самому продюсер.

Такая беда: Вырыпаев очень хочет быть своим в чужой игре. Но он знает про себя, что надо только пройти фейс/дрэс-контроль, а там он уже заработает, как пущенный по вене. И это вот не убавить.

Этот чистый продукт, как влюбленность, как черт его знает что еще!

Шаманское действие вырыпаевских фильмов меня бесит. Голова моя спорит с другими жизненно важными органами. Киноязык в жопе. И все же эйфория безродности и какие-то простые, дворняжечьи чувства раздвигают локтями бондарчуков.

Зачем же смотреть все это, зачем себя мучить!

Для главного.

Ссылки

• Ксения Рождественская. «Кислород»: премьера, 03.08.2009
• Иван Вырыпаев получил немецкую премию, 07.05.2009
• Иван Вырыпаев: «Честный человек сегодня не может заниматься искусством», 03.12.2008