Русское искусство на международных торгах Sotheby’s

Участие работ русских художников в общих торгах все еще воспринимается как сенсация. Хотя благодаря стараниям русского отдела Sotheby’s такая практика постепенно входит в традицию. О заслугах аукционистов и русских лотах прошедших 13 февраля торгов рассказывает Анна Арутюнова

Участие работ русских художников в общих торгах все еще воспринимается как сенсация. Хотя благодаря стараниям русского отдела Sotheby’s такая практика постепенно входит в традицию. О заслугах аукционистов и русских лотах прошедших 13 февраля торгов рассказывает Анна Арутюнова

13 февраля состоялись долгожданные нью-йоркские торги по продаже работ импрессионистов и модернистов. Долгожданные, потому что еще осенью глава русского отдела лондонского Sotheby’s Джоанна Викери порадовала собравшихся на предаукционной выставке в Москве известием о том, что аукционный дом не только проведет очередные торги современного русского искусства в марте, но и включит русских художников в вечерний нью-йоркский сейл Impressionist and Modern Art в феврале.

В начале месяца, 4—6 февраля, Sotheby’s провел очень успешную неделю торгов по продаже работ импрессионистов и модернистов в Лондоне. Аукцион стал лучшим по всем параметрам: самые дорогие вечерние торги, самая высокая суммарная прибыль в этой категории, самое большое число заявок от международных покупателей (15% из России), более 60% лотов куплены дороже эстимейтов, наконец, установлены абсолютные рекорды цен на работы Алексея фон Явленского (Schokko mit Tellerhut, 1910 — $18,6 млн) и Генри Мура (Draped Reclining Mother and Baby, 1983 — $7,3 млн).

При виде таких великолепных результатов эксперты вздохнули с облегчением: ведь эти торги должны были стать своего рода индикатором состояния арт-рынка. Чувствительный к колебаниям международной экономической ситуации, рынок антиквариата находился на спаде всю вторую половину 2007 года. А в конце года и вовсе пережил ряд болезненных ударов: не проданный Винсент Ван Гог, не дотянувший до эстимейта Пикассо серьезно подорвали доверие к направлению Impressionist and Modern Art.

Торги, прошедшие в Нью-Йорке, наверное, нельзя назвать столь важными, и от них не стоило ждать рекордных цен. Сегодня уже сложно кого-то удивить Ренуаром за $145 тыс. — а он в итоге оказался самым дорогим лотом. Российским специалистам эти, в сущности, проходные торги интересны по другим причинам: обширную подборку работ русских художников на западных аукционах увидишь не так уж часто.

Фаворитом русской части торгов стал Давид Бурлюк. На аукционе представили сразу тринадцать его работ. Семь из них происходят из нью-йоркского собрания супругов Изидор Броди.

Бурлюк был участником важнейших художественных объединений — российского «Бубнового валета», мюнхенского «Синего всадника». Вместе с Бенедиктом Лившицем он организовал одно из самых радикальных литературно-художественных обществ футуристов «Гилея». Нельзя сказать, что живопись Бурлюка столь же радикальна, как его взгляды, хотя он и учился в знаменитой студии Фернана Кормона, из которой вышли будущие звезды мирового искусства: Ван Гог, Тулуз-Лотрек, Писсарро. Среди русских учеников Кормона были Виктор Борисов-Мусатов, Николай Рерих, Николай Гриценко.

После революции Бурлюк оказался в Японии, но уже в 1922 году перебрался в США, где со временем даже открыл собственную галерею на Лонг-Айленде. Неудивительно, что значительная часть наследия художника оказалась в Америке, и прошедший нью-йоркский аукцион — лишнее тому свидетельство.

Цены на все представленные работы Давида Бурлюка легко перешагнули верхнюю планку эстимейтов. В два раза выше эстимейта продались «Техас» ($34 тыс.) и «Вдоль доков» ($40 тыс.) из упомянутой коллекции. Скорее всего, эти работы попали в американские собрания — свойственный им «заморский» колорит чаще всего не по душе русским коллекционерам. Больше других в цене выросла небольшая, всего 30х30 см, работа «Мать и дитя» (1913). Вместо ожидаемых $6—9 тыс. она принесла $46 тыс.

Самым дорогим русским лотом стал «Портрет матери» Роберта Фалька — он ушел за $115 тыс. при эстимейте $25—35 тыс. Это очень редкая работа, она не появлялась на рынке уже более семидесяти пяти лет. К тому же у нее безукоризненный провенанс: все эти семьдесят пять лет портрет находился в коллекции американских родственников художника. Он попал к ним в 1929 году, после того как дядя Фалька Натан Коэн навестил племянника в парижской мастерской.

Одним словом, что бы ни происходило с западным антикварным рынком, на русский рынок и русских художников эти негативные тенденции как будто не распространяются. Немудрено, ведь у русских художников пока что нет в активе такого количества сенсационных продаж и мировых рекордов, а потому каждый новый сейл с их участием сам по себе достижение.