Оцените материал

Просмотров: 61105

Дело Ерофеева и Самодурова. Что делать и кто виноват?

Екатерина Дёготь · 17/06/2008


САМОДУРОВ

©  На фото: Юрий Самодуров  ⁄  РИА-новости

Дело Ерофеева и Самодурова. Что делать и кто виноват?


Юрий Самодуров говорит очень мягко, слегка самоуничижительно. Он повторяет: «я ведь не диссидент, я не сидел», «я не революционер», «я не искусствовед, я в этом не разбираюсь». Его, геолога по образованию, в конце 1980-х полностью захватила общественная деятельность. Похоже, именно ему первому пришла в голову идея создания институции для увековечения памяти жертв сталинских репрессий — у него она носила название «Крипторий».

Сейчас трудно вспомнить, но в 1987 году, когда власть еще отрицала масштаб содеянного, для отстаивания этой идеи требовалась большая смелость. Смелость придавало то, что Самодуров видел свой проект не политическим, а исключительно культурным. Архив — музей — библиотека, повторяет он как заклинание. Он мыслил себе нечто вроде музея холокоста, не зная этого слова. Он хотел, чтобы это был национальный проект. Это превратилось в идею фикс.

Идею поддержали творческие союзы, в общественный совет вошли Сахаров, Адамович, Карякин, Ульянов, Ельцин и многие другие. Самодуров был среди инициаторов основания «Мемориала», но хлопнул дверью уже на учредительной конференции в январе 1989 года. В «Мемориал» пришли люди со своими политическими интересами, они хотели перемен в стране, о первоначальной миссии речи не было. Самодуров считал, что «Мемориал» правозащитной деятельностью заниматься не должен (сейчас он считает, что был не прав). Обстановка накалилась, какая-то дама отчего-то обозвала его кагэбэшником, и он понял, что больше не может. «Для меня «Мемориал» — это было все. Я вообще такой монолит. Но человеческий облик мне был дороже. А я понял, что последние полгода только и делал, что просчитывал, кто за меня проголосует. — И с пораженческой улыбкой добавляет: — Наверное, я им всем надоел». И тут же, как ребенок, радуется, что в 1999-м его позвали на собрание «Мемориала», «все-таки первому дали слово...». Та история ему до сих пор важнее и реальнее теперешней.

В начале 1990-х Самодуров познакомился с Еленой Боннэр и вскоре нашел другую площадку для исполнения миссии: он стал директором нового Музея и общественного центра имени Сахарова. В 1992 году депутаты Таганского района выделили небольшое здание напротив дома, где жил академик. В 1996 году открылся музей.

Это было не то, чего Самодуров хотел. Не тот масштаб, не национальный проект. Но все-таки он начал придумывать выставки-лаборатории, «Музей СССР», экспозицию про историю политических репрессий. Жалеет, что не получилось создать раздел «Конформизм». И мне жаль, интересно было бы посмотреть.

Еще музей занимался общественной деятельностью. Самодуров поддерживал движение чеченской интеллигенции «Лам», пытался найти для своего центра социальную базу, но все это шло не слишком успешно. Он вообще не из общительных людей, не из тех, кто способен поднять, повести за собой. Но он — тонкий благодарный зритель и полон бесконечного уважения к искусству. При этом воспитан он на передвижниках и долго считал, что Кандинский и иже с ним просто выпендриваются. Но однажды попал в Центр Помпиду и прочитал в авангарде послание о демократии и свободе. С тех пор он присягает современному искусству и готов принять за него любую кару. Он просто не может струсить.

Среди правозащитников вокруг музея Сахарова нет убежденности в том, что Самодуров все делает правильно. Елена Боннэр, например, была против этой выставки. Многие не понимают, зачем вообще он связался с искусством.

Действительно, у правозащитников есть более неотложные дела. В России повседневно нарушаются права человека, и право смотреть провокативные произведения современного искусства, возможно, не самое важное из этих нарушенных прав. Возможно, Общественный центр имени Сахарова мог бы попробовать стать центром тех рассеянных социально-протестных настроений, которые у нас есть. Хотя бы среди обманутых дольщиков и эксплуатируемых дворников, среди битых жен и забитых подполковников (есть и такие). Хотя бы на уровне микрорайона. Я лично думаю, что это было бы самым правильным развитием идей Сахарова.

Но для Самодурова огромной важностью обладают именно символы свободы, и прежде всего искусство. В этом смысле Самодуров — типичный советский интеллигент. «Архив — музей — библиотека» — это наши «почты — телеграфы — вокзалы».

Но оправдывает ли современное искусство эти его ожидания?

 

 

 

 

 

Все новости ›