Оцените материал

Просмотров: 61104

Дело Ерофеева и Самодурова. Что делать и кто виноват?

Екатерина Дёготь · 17/06/2008


РАСТЕРЯННЫЕ

Как утверждают опытные юристы, в обвинении много нестыковок — на основании таких же удалось развалить аналогичное дело против галериста Марата Гельмана в прошлом году. Однако дело против Ерофеева и Самодурова, похоже, шьется очень настойчиво, и состав преступления наверняка будет найден.

Для человека внимательного нет ни малейшего сомнения, что современное искусство является здесь лишь ширмой и за всем этим стоят ультраправые политические силы, заинтересованные в уничтожении музея Сахарова. Будь выставка устроена в другом месте, она, возможно, не привлекла бы такого внимания. На выставки в коммерческих галереях или Арт-Москву патриоты смотрят в основном сквозь пальцы, слегка побаиваясь территории ярко выраженной частной собственности. Но музей Сахарова — это бельмо на глазу. В 2003 году к Самодурову приходили представители «управления наружной рекламы» и требовали снять несогласованный «рекламный щит» с текстом «Прекратить войну в Чечне!», который висел тогда на музее. Самодуров не согласился, через несколько месяцев произошел разгром «Осторожно, религия». Сейчас щит уже не висит, но музей все равно мозолит глаза. В нем проходят собрания разных общественных групп, сюда ходят иностранцы, по инерции еще приводят школьные экскурсии, это какой-то перестроечный рудимент.

Кстати говоря, когда я вместе со всеми переживала перестройку и вместе со всеми не верила в нее, я выдвигала критерии перемен, и эти бастионы падали один за другим, — чтобы разрешили менять валюту, выезжать за границу, чтоб был прямой эфир на телевидении, в Третьяковке повесили бы «Черный квадрат», а в библиотеках открыли спецхран. Но один критерий — «чтобы в школах стали изучать историю диссидентского движения» — надо сказать, не осуществлен до сих пор. Хотя я пишу эти строки в здании на Проспекте академика Сахарова.

Но я сейчас об искусстве и его роли во всей этой истории. Если все так, а я убеждена в этом, то могут ли другие кураторы в дальнейшем избежать обвинений? Как вообще теперь быть, если желающих пооскорбляться теперь найдется много? Как быть, когда такое происходит не только у нас, но и в Европе (история с датскими карикатурами еще всем памятна)?

Я задала этот вопрос нескольким устроителям выставочных проектов. Большинство из них убеждены, что им лично ничто не угрожает, поскольку они не музей Сахарова, Путину глаза не мозолили и вообще вне политики. Те, у кого место активно посещаемое, в сомнениях. Арт-директор «Винзавода» Анна Зайцева собирается внимательно изучить букву закона — что считается порнографией, а что нет. Она даже готова пойти на то, чтобы в крайнем случае поставить милиционера проверять по паспорту возраст посетителей. Что касается религиозной проблематики, тут она в полной растерянности: конфессия в паспорте не указывается.

Некоторые считают, что их защищают деньги — не возможность откупиться, а коммерческий характер институции: широкие массы по дорогим галереям не шарятся.

Очень многие думают, что их уберегут связи. Директор Музея архитектуры Давид Саркисян (у которого проходят выставки отнюдь не только по архитектуре) полагает, что «обо всем можно договориться», если только сделать это заранее. Действительно, каналы достижения договоренностей более или менее известны, адрес электронной почты отца Всеволода Чаплина отнюдь не тайна, и уроки «управляемой оппозиции» в нашей стране хорошо усвоены, в том числе самим арт-сообществом. На этих правилах, например, основывает свою деятельность Марат Гельман.

Более того, сам Юрий Самодуров убежден, что такая «договоренность», только постфактум, в тот, первый раз, решила его судьбу и не дала отправить его в тюрьму. Он верит, что его дело было на столе у Путина.

 

 

 

 

 

Все новости ›