Российские арт-иностранцы: что им здесь нравится, а что раздражает

В преддверии 3-й Московской биеннале современного искусства OPENSPACE.RU поговорил с зарубежными арт-профессионалами, работающими в России

Имена:  Александр Виноградов · Алексей Каллима · Владимир Дубосарский · Илья Кабаков · Константин Звездочетов

1. Что профессионалы в вашей родной стране знают о современном русском искусстве?

2. Что говорят ваши соотечественники — кураторы и руководители музеев, которые приезжают в Москву (насколько это вам известно), на что они жалуются?

3. Что нужно сделать в России для того, чтобы современное русское искусство было больше известно за границей?

4. Что из того, что делается в России в этом направлении, кажется вам неправильным и неразумным?


На вопросы ответили: Пьер Броше, издатель, глава фонда New Rules; Бланш Гринбаум-Сальгас, в прошлом — главный хранитель государственных музеев Франции, атташе по культуре посольства Франции; Антонио Джеуза, независимый куратор; Тереза Мавика, директор фонда «Современный город»; Давид Рифф, эссеист, OPENSPACE.RU; Катя Саттон, сокуратор BAIBAKOV art projects; Макс Седдон, журналист, обозреватель The Moscow Times; Рут Эддисон, директор галереи «Триумф».


Ответы записала ДАРЬЯ КУРДЮКОВА.


1. Что профессионалы в вашей родной стране знают о современном русском искусстве?

©  Евгений Тонконогий

Макс Сэддон

Макс Седдон. Кроме Кабакова, Кулика и еще одного-двух авторов, в Нью-Йорке и Лондоне российских художников почти не знают. Наши СМИ обычно реагируют на то, что происходит с искусством в Москве, только если дело касается олигархов или мощного пиара. А это не то, что на самом деле интересно. Скажем, если я обмолвлюсь о художниках, по западным меркам слишком эксцентричных, или о российских политиках от искусства — тех, кто судит Ерофеева, группе «Война», Беляеве-Гинтовте, — в ответ многие скажут, что их замучила степенность Нью-Йорка — Лондона — Берлина и они хотят, чтобы нечто подобное появилось у них. В мировом арт-сообществе Россия в целом, в общем остается терра инкогнита, в этом все дело.

Рут Эддисон. Я из Англии, и хотя уже двенадцать лет там не живу, но мне кажется, что профессионалы знают неплохо. Существует фонд Светланы Аджубей Academia Rossica, которая уже много лет организует некоммерческие выставки русского искусства. В Институте Курто работает Сара Уилсон, на мой взгляд хорошо разбирающаяся в современном русском искусстве. Маша Байбакова год назад организовала выставку современных художников из России в галерее Paradise Row. Кроме того, профессионалы, конечно, бывают в Венеции, видят российский павильон и показы в параллельных программах.

Катя Саттон. То, что американские арт-профессионалы совсем не знают русское современное искусство, еще мягко сказано. Конечно, всегда найдется исключение, галерист, который готов рискнуть и взяться развивать новый рынок, и, разумеется, некоторые коллеги видели «Целующихся милиционеров» в Тhe New York Times. Но о каждодневном развитии московской арт-сцены информации почти нет.

Для своей магистерской диссертации я сделала экспериментальный проект в Художественном институте Сан-Франциско с кураторами Оквуи Энвезором и Хоу Ханру. Я писала диссертацию об Ире Кориной, группе ABC и Давиде Тер-Оганьяне: тему утвердили только потому, что Ханру включил «Радек» в свою выставку и хотел узнать побольше об одном из его членов.

Одна из проблем с нехваткой информации в том, что в академическом мире, так же как в общественных институциях и в коммерческих галереях, тот, кто имеет хотя бы самые поверхностные представления о предмете, может выгодно использовать эту информацию для экспертизы. Соответственно, отдельным людям или институциям несложно стать образцовой базой материала для любой дальнейшей активности в этой области. Когда я предложила своим руководителям диссертационную тему, они немедленно отреагировали: «Русское современное искусство? О-кей, тогда тебе нужен Гройс». Да, работы Гройса относятся к теории современного искусства, и да, он апеллирует к русскому искусству. Но, согласитесь, было бы странно строить диссертацию только на его работе.

Есть и другие случаи — с плачевными результатами. Скажем, когда какая-нибудь одна коллекция приобретает большую известность, для публики она становится как бы заместителем конкретного раздела, области искусства. В особенности это касается созданного в советский период современного искусства, поскольку гриф запретности обусловил его ограниченное распространение и развил в отношении к нему своего рода фетишизм.

Давид Рифф. Таких стран у меня несколько, и ситуация в них разная. Родился я в Англии, где о русском искусстве было мизерное количество публикаций и их читали в основном эксперты (которых было-то два-три)... В англоязычном мире о русском искусстве знали всегда плохо в силу «холодной войны». Говорили, правда, кое-что о русском авангарде, но эти представления были довольно идеализированными. А про искусство 1970—1980-х никто не знал. В Германии, где я провел часть детства и рос в среде экспертов по русскому искусству, дело обстоит лучше. Там с 70—80-х годов устраивались выставки Булатова, Кабакова, Янкилевского, Пивоварова; немцы с кропотливой дотошностью изучали корпус их работ. Мой отчим (известный славист Карл Аймермахер. — OS) занимался популяризацией творчества Вадима Сидура и даже установил его памятники по всей Германии. Ко всему этому в 70—80-е был большой интерес, но на локальном уровне. Русским искусством занимались в такой своего рода провинциальной Германии: в Бохуме, Бремене, Франкфурте, небольших музеях Берлина или Касселя. Причем занимались обычно слависты либо дипломаты. У немцев появился интерес к бывшему врагу — в отличие от американцев и англичан, у которых отсутствие интереса было связано скорее с идеологической борьбой.

С 1989 года все резко изменилось: появился интерес в США, хотя и сегодня еще ограниченный. В Англии он обусловлен финансовыми контактами, условно говоря, элит: Абрамович является владельцем «Челси» и косвенно «Гаража», и люди знают, что здесь в художественном смысле что-то продолжает происходить. Но это относительно недавняя история, нет достаточного количества монографий, интерпретаций, художественных разборов, поэтому представления англоязычного мира остаются удивительно наивными.

Пьер Броше. Кто хочет знать, тот знает. Профессионалам знакомо большинство известных нам русских художников: Кабаков, Булатов, Комар и Меламид… и в том числе молодое поколение, как Кулик, Дубосарский и Виноградов, Кошляков и, скорее всего, Мамышев-Монро. Есть в Париже две или три галереи, которые покажут почти всех, кого нужно знать. Ilona Orel покажет Дубосарского и Виноградова и Кошлякова. Anne de Villepoix покажет Алексея Каллиму. Rаbouin Moussion — Кулика, ПГ и Острецова. Ну и молодежь тоже знают, поскольку в прошлом году в Fondation Louis Vuitton прошла большая выставка.

Бланш Гринбаум-Сальгас. Во Франции в 2000 году прошло две важные выставки: французско-русский проект «Безумный двойник» в замке Уарон и «Полюс холода» в Ecole Nationale des Beaux-Arts в Париже (в подготовке обеих участвовал Андрей Ерофеев). В первом показе участвовали Авдей Тер-Оганьян, Осмоловский, Лейдерман, Захаров, Звездочетов, Альберт, АЕС+Ф… Во втором — Беляев-Гинтовт, Дубосарский, Елагина, Захаров, вновь Лейдерман и Мамышев-Монро, Кулик, Тимур Новиков, Пепперштейн, «Чемпионы мира», Шутов, Кошляков... С тех пор профессионалы этих художников знают. В 2002 и 2004-м Доминик Абенсур в Центре современного искусства Кемпера показывала Лейдермана, Чернышеву, Петлюру, Батынкова, Пономарева, АЕС... Правда, потом был довольно долгий перерыв — пока в 2007-м не устроили еще две выставки — «Соц-арт» в Fondation Maison Rouge и Moscoupolis в Fondation Louis Vuitton. Ну и Кулик, которого уже хорошо знают, только что ставил в театре Шатле «Вечерню Девы Марии» Монтеверди. Вот одна история.

Есть другая. Наши государственные собрания все-таки что-то купили. Центр Помпиду приобрел Кабакова еще в 83-м, Дубосарский там есть… Уже около двадцати лет мы покупаем современное русское искусство. В Музее современного искусства Лиона есть Кабаков. Есть другая госколлекция — Фонд современного искусства. Из русских художников мы купили работы Ольги Чернышевой, Олега Кулика, Франциско Инфанте, АЕС+Ф, «Синих носов» и других.

Третья история связана с ежегодной ярмаркой FIAC в Париже. Уже несколько лет там есть и русские галереи — «Айдан», Галерея Гельмана, XL. С другой стороны, есть парижские галереи, как Rabouan-Moussion или Orel, которые показывают русское искусство. Но там слишком много русских художников, и наши профессионалы считают, что это русское гетто. Лучше, когда художники — как Каллима — выставляются не среди своих, а в международном контексте, как в Anne de Villepoix. Или как Лейдерман у Michel Rein.

Хотя вообще знают плохо. Когда в Москве проходила 1-я Биеннале современного искусства, приезжали галеристы, которые работают с русским искусством, а вот кураторы бывают редко. Кто-то был на открытии «Гаража». Но поскольку на приближающейся 3-й Биеннале куратором будет Жан-Юбер Мартен и поскольку будут участвовать французские художники, я надеюсь, что кураторы из Франции тоже приедут. Для России это важно. 


Антонио Джеуза. Когда я приехал в Россию шесть лет назад, специально чтобы писать историю российского видеоарта, мой руководитель, англичанин, сказал: «Знаете, Антонио, если мы в Англии ничего не знаем о видео в России, наверное, там ничего интересного нет. Ведь если бы там были интересные художники, о них существовала бы информация».

Италия — большая площадка, где выставляется разное современное искусство. Там знают отдельных авторов, но не российское искусство как движение, поскольку ничего нет на уровне академий и университетов — на уровне теории, я имею в виду. Что-то пишется на английском по поводу выставок в России, но только рецензии. С русским искусством такая проблема не только в Италии. Но вообще искусство существует в мировом контексте. Нельзя преподносить Россию как отдельный феномен, иначе мы будем говорить о региональном искусстве.

©  Евгений Тонконогий

Тереза Мавика

Тереза Мавика. В Италии знают очень немногих — Кабакова, Виноградова и Дубосарского, Кулика… Есть маленькие галереи, которые начинают обращать внимание на молодых русских художников, но их всего-то штук пять (Nina Lumer, Pack…) — они приехали на «Арт-Москву» и продолжают работать с этой территорией. Но увы, выглядят как какое-то гетто, как будто русское искусство почему-то должно быть отдельно. В целом, кроме Кабакова, с которым работает Galleria Continua, у действительно важных в международном смысле итальянских галеристов пока нет серьезного интереса к русским художникам.