Не важно, плохо или хорошо: Дэмиен Херст в PinchukArtCentre

Киев получил выставку мирового масштаба. Но, может быть, Дэмиен Херст просто побоялся показывать все это в другом месте?

Имена:  Дэмиен Херст

В киевском ресторане «Первак» небольшая группа иностранных журналистов внимала тому, как пресс-атташе PinchukArtCentre вписывал выставку Дэмиена Херста в контекст многочисленных олигархических проектов Виктора Пинчука. Говоря о концерте экс-участника Beatles Пола Маккартни на День независимости Украины, который Пинчук организовал в 2008 году, пресс-атташе добавил, что PinchukArtCentre также «имел честь представить выставку картин Пола Маккартни».

Такой пиар-ход был уже чересчур, причем даже для людей, которые провели половину своей профессиональной жизни за чтением пресс-релизов. «Ну и как картины Пола Маккартни? — задал вопрос один корреспондент. — Чай, совсем плохи?» — «Не важно, плохи или хороши», — пояснил пресс-атташе. Цель приезда Маккартни в Киев, по его словам, состояла в развитии отношений между украинской и европейской культурой.

То был момент истины: декларация того, что для PinchukArtCentre ценности искусства в конечном итоге подчинены политическим целям его владельца. Это утверждение пресс-атташе вполне применимо и к настоящей выставке Херста. Некоторые работы хороши, некоторые (в особенности из числа последних) плохи, но на самом деле все это не имеет никакого значения на фоне амбиций господина Пинчука и их масштаба.

Выставка Херста в PinchukArtCentre под названием «Реквием» занимает несколько этажей; самые масштабные работы выставлены отдельно, в специально отстроенном павильоне в прилегающем дворике. Необходимость этой пристройки только подчеркивает ограниченные возможности PinchukArtCentre как главной столичной площадки для современного искусства: потолки тут не выше трех с половиной метров, проходы тесные, — возможно, новый музей современного искусства, который, по слухам, задумал Пинчук, не скомпрометирует себя таким же образом.

На монтаж выставки ушло практически два месяца. «Реквием» — это отчасти ретроспектива, отчасти выставка новых работ Херста. Ее название иронически отсылает к традиционной роли ретроспективы: сводка созданных в течение жизни работ художника, который уже умер или сошел с творческого пути. Однако, кажется, дальше названия кураторская концепция не продвинулась. Официальный куратор выставки — Экхарт Шнейдер (директор PinchukArtCentre. — OS), но, как мне объяснили, в действительности в роли кураторов выступил дуэт Херста и Пинчука. На самом же деле внятная кураторская концепция отсутствует в принципе, и этот факт не остался без внимания нескольких профессионалов из арт-среды во время предварительного осмотра экспозиции.

Невольно задумываешься, почему Херст — один из самых дорогих, влиятельных, да и просто известных на весь мир художников — решил представить столь значительную выставку именно в Киеве. По официальной версии, между Херстом и Пинчуком существует особая взаимная симпатия, связанная со схожестью их биографий — двух self-made человек, добившихся успеха собственными силами. Есть также история о том, что на Херста сильное впечатление произвел неуемный интерес украинской публики к его искусству, выражавшийся в готовности выстаивать длиннейшие очереди на подступах к выставке «Отражение», которую Пинчук устраивал в 2007—2008 годах. Популярность Херста показал и опрос, проведенный Центром Пинчука на выставке «Отражение». Эта народная любовь объяснима: стоит только перейти дорогу от Пинчук-центра и оказаться на Бессарабском рынке, как перед тобой развернутся произведения Дэмиена Херста в сыром, так сказать, виде: туши мертвых животных, рыбы в контейнерах, экзотические товары в витринах из стекла.

Возможно, конечно, ведущие музеи Европы и США просто не заинтересованы в том, чтобы обеспечивать Херста такой трибуной. Или что Пинчук, будучи главным коллекционером Херста, мог вертеть им как хочет. Но если не брать в расчет все эти подводные течения, то, при всем должном уважении к PinchukArtCentre, статус площадки несоразмерен масштабу события (тут, конечно, нельзя не отметить большую заслугу Пинчука, который сумел добиться выставки такого масштаба для Украины). Что касается самого Херста, то можно предположить, что его привлекло столь необычное место: он всегда был своевольным и независимым художником, это еще раз доказал недавний единоличный аукцион Sotheby’s, поправший все правила и побивший все рекорды. Но этот выбор может также объясняться и неуверенностью в себе: возможно, Херст был рад опробовать новые работы на зрителе такой редко посещаемой столицы, как Киев.

В павильоне во внутреннем дворе выставлены чучела двух акул и те картины, что по высоте не влезли в пространство PinchukArtCentre. Одна из акул — фактически ремейк работы, которая и принесла Херсту славу после того, как вошла в коллекцию Чарльза Саатчи, — называется «Отрицание смерти». Другая акула, под названием «Объяснение смерти», рассечена вдоль хребта и помещена в два отдельных аквариума: между ними можно пройтись и целиком обозреть ее внутренности.

В этих объектах есть что-то от площадной ярмарки. В годы до Второй мировой войны, например, в приморском курортном городке Саутенд, что на юге Англии, красовался в качестве одной из главных достопримечательностей этого края муляж акулы в стеклянной витрине. И еще что-то от музея естествознания и школьного учебника с иллюстрациями. Но что значат эти работы на языке искусства?

Ну, например, это блестящее размышление на тему минимализма а-ля Дональд Джадд. Формальдегид оптически искажает кубы резервуаров, делая их схожими с элегантными формами Захи Хадид, перспектива дробится и кардинально сдвигает угол зрения, если рассматривать объекты со всех сторон.

Конечно, таким трюком никого не удивишь: кто же не видел аквариума? Однако в таком масштабе аквариум выглядит невероятно захватывающе. К тому же работы имеют прямое отношение к искусству и его понятийному аппарату: например, к примитивному восприятию и истории модернизма. Жидкость, в которую помещены акулы, в каждом из двух случаев имеет едва различимый оттенок зеленого: зритель сосредоточивается на этой разнице и наслаждается ею. Таким образом, работы словно вторят утверждению Жана Огюста Доминика Энгра, что самое красивое в живописи — два очень похожих цвета, помещенные рядом.{-page-}

Работ, замкнутых в стеклянные контейнеры, предостаточно и внутри самого здания PinchukArtCentre. Инсталляция «Приобретенная неспособность убежать» (2008) — это белый офисный стол, два стула, несколько сигарет, зажигалка и пепельница. Вопросы курения поднимаются не только в ней, но и в изрядном множестве других выставочных работ, причем до такой степени, что иногда кажется, будто оказался свидетелем профинансированной государством кампании за здоровый образ жизни. В других контейнерах — медицинские инструменты, таблетки, отражающиеся от зеркальной поверхности, сигаретные окурки, коллекция скелетов маленьких животных. Некоторые из работ демонстрируют столь же завораживающую энергию движения и пространственную двойственность, как и акулы, при этом сохраняя маниакальный привкус таксидермии, атмосферу музейной экспозиции викторианской эпохи и пыльный душок школьного учебника.

На выставке представлены работы почти двадцати последних лет. Одна из самых ранних — «Тысяча лет» (1990): в двух сообщающихся посредством отверстия стеклянных контейнерах хранится отрубленная голова коровы, в которой размножаются мухи, стоят блюдца с сахаром и подслащенной водой, которые служат им пищей, и электронная мухобойка, где мухи гибнут. Это классический Херст: история жизни и смерти, ярмарочный гран-гиньоль и ощущение, будто буквально на наших глазах материализуются страницы из учебника по биологии. Однако мы имеем дело с обновленным вариантом работы. Когда она демонстрировалась впервые, голова коровы была настоящей и разлагалась, источая невыносимый смрад, теперь же — голова от чучела животного, а лужа крови, в которой она лежит, отлита из пластмассы. Объект шок-арта воссоздан так, чтобы не оскорбить обоняние. Что, кстати, довольно интересный комментарий на тему человеческой природы: мы вроде как способны созерцать самую отвратительную сцену, но неприятный запах вынести не в силах.

Если «Тысяча лет» все еще выглядит убедительно, то в «Жажде наживы» (2003) Херст явно перестарался: гиперреалистичный муляж коровы подвешен за шею на фиолетовом шнуре, живот распорот, кишки вывернуты на зеркало. Среди выпотрошенных внутренностей разбросаны иракские банкноты — заключительный и нелепый жест политкорректности. Задником к инсталляции служит большое полотно из серии «в горошек» (spot paintings), которое только подчеркивает ее велеречивость. Инсталляция «Я хочу провести остаток жизни повсюду, с каждым, один на один, всегда, навечно» (1991), в которой шарик для пинг-понга завис в воздухе, очаровательна так же, как ее название. Но к идее этой работы Херст вернулся в 1999 году, результатом стала до смешного зловещая «История боли», в которой большой белый надувной мяч балансирует на струе воздуха над полем направленных кверху лезвий ножа. Бу-у-у, как страшно. В общем, в работах Херста чувствуется движение от трюкачества и беспечности к банальной и грубой символичности. Претенциозность названий его работ в какой-то момент просочилась непосредственно в его искусство.

На выставке огромное количество живописи: картин «в горошек», с бабочками, с эффектом вращения (spin paintings), фотореалистических работ, увеличенных фотографий, с мазками краски, нанесенной посредством осколков стекла и лезвий скальпеля. Все эти приемы уже стали почерком Херста. Однако о личных отношениях Херста с холстом до этой выставки можно было лишь строить догадки. С одной стороны, он постоянно делал живописные полотна, с другой — они производились механическими средствами и с помощью подмастерьев. Вполне в ногу со временем. Но так же, как скитания героя по Лондону в поэме «Бесплодная земля» Томаса Элиота, все эти дороги и проселочные тропы ведут нас к одному всепоглощающему вопросу: в данном случае — умеет ли рисовать сам Дэмиен Херст? На выставке в Центре Пинчука он ответил на этот вопрос, представив коллекцию из сорока картин маслом, которые в отличие от ранних серий  продукт не трудов подмастерьев, но его собственного столкновения с холстом один на один.

На первый взгляд новые картины вызывают прежде всего ассоциации с некоторыми ранними работами Фрэнсиса Бэкона, особенно его изображениями Папы Римского на темном фоне, которые в свою очередь явно наследуют портрету «Папы Иннокентия Х» кисти Веласкеса. На черно-синем фоне вырисованы объекты, как правило, белой краской — они парят среди абстрактных линий, напоминающих пространственную раму (space frame — структура в современном выставочном дизайне. — OS). Иногда на фрагменты образов нанесены равномерные ряды белых точек (по словам экскурсовода, проинструктированного Херстом, эти точки символизируют регламентированность человеческой жизни). Масляная краска наносится по влажному слою на манер экспрессионистов. Присутствует и своя иконография: повторяющиеся черепа, пепельницы и ярко-желтые лимоны. Совершенно ясно, что эти работы повествуют о значимых для Херста вещах. Один триптих, к примеру, посвящен его университетскому другу, художнику Ангусу Фэрхерсту, который покончил с собой в прошлом году. Картины заключены в рамы, украшенные иногда позолотой, иногда обильным резным декором черного цвета, как те, которые окаймляли работы старых голландских мастеров. Некоторые картины находятся за стеклом (Бэкон тоже «застеклял» свои работы).

Новые картины Херста бессмысленны и неумелы, их недостатки служат довольно убедительным доводом в пользу той версии, что Киев был выбран по принципу убежища, в котором можно опробовать эти картины на публике. Такое ощущение, что перед зрителем — стилизация под Бэкона, сделанная студентом. Скорее перегруженные символами иллюстрации, нежели объекты искусства, передающие эмоциональный заряд. Херст не только не имеет внятного представления о выстраивании живописного полотна и пространства картины, он даже не понимает практику обрамления Бэконом картин. Тот помещал перед своими работами стекло, потому что ему нравилось, как отражение вмешивается в изображение. Это был радикальный и продуманный жест против всех правил. Картины же Херста обрамлены неотражающим стеклом.

В прошлом году в Лондоне я был на ужине в гостях у хорошо известного коллекционера Пола Йозефовича, за столом гости обсуждали, кто из ныне живущих художников является современным аналогом Бернара Бюффе (французский коммерческий реалист 1960-х годов, объект острейшей критики в мире современного искусства. — OS). Кто-то предложил Херста, но сравнение казалось притянутым за уши. Но не теперь. Именно с ним сравнивало Херста после открытия выставки арт-сообщество Киева, вдохновленное схожестью угловатого стиля Бюффе и рваных пространственных рам Херста в его новых «бэконовских» работах.

Есть ли до этого дело Пинчуку, который, как мне сообщили, потратил 100 млн евро на работы Херста? Есть ли у него ощущение, что, устроив эту выставку, он купил кота в мешке? Не знаю. Однако никаких свидетельств тому, что он планирует продавать свои contemporary art-активы, нет, поэтому вопрос рентабельности вложений вряд ли его волнует. Безусловно, выставка Херста, как и концерт Пола Маккартни, — часть политической стратегии, ход конем в большой игре, суть которой — борьба Пинчука за интеграцию Украины в Европу. «Не важно, плохи или хороши» работы Херста.

В качестве постскриптума расскажу про вечеринку. Проводилась она в китчевых позднесоветских интерьерах кукольного театра, и она как раз была хороша. Для исторических анналов: там были Джефф Кунс, Даша Жукова, Андреас Гурски, который заправлял танцполом, десант из Лондона (Николас Серота, Норман Розенталь, Джей Джоплинг) (соответственно директор Тейт, бывший директор Royal Academy, владелец галереи White Cube .— OS), несколько друзей Херста и прочие сопровождающие лица, а также десант из Москвы: Владимир Овчаренко, Екатерина Дёготь, Мария Байбакова и Кейт Саттон. Была и музыкальная интермедия. Знаменитость вечера номер один, Дэниел Крэйг, сидел в первом ряду и наблюдал, как сверходаренный ребенок пел Ave Maria на фоне видеопроекции, изображающей Херста с новорожденным на руках. Пинчук, имеющий репутацию единственного украинского олигарха, хорошо говорящего по-английски, трогательно рассказывал об открытии в Киеве больницы для недоношенных детей на деньги, вырученные от продажи подаренной Херстом работы. Чуть позже Пинчук прогуливался в толпе веселившихся гостей в окружении полудюжины охранников, словно английский лорд, выгуливающий свору гончих в деревне. После искусного радикализма Херста все это смотрелось как реалити-шоу: в Киеве телохранитель нужен даже Джеймсу Бонду, в данном случае это был парень с шеей сплошь из складок и щетины, словно у шарпея, сторожевой собаки при дворе китайского императора. Вечеринка удалась на славу.

Перевод с английского Алены Бочаровой


Другие материалы рубрики:
Макс Седдон. Письмо из Дубая: contemporary art для шейхов, 8.04.2009
Макс Седдон. В отсутствие искусства, 23.03.2009
Давид Рифф. С кризисом туфты станет больше, 23.01.2009