Анклав современного искусства

Вообще говоря, для жилищной проблемы Десидерио у меня было еще одно решение: взять у каких-нибудь западных организаций грант на международный художественный проект под названием «Ремонт», привезти молдавских рабочих под видом художников и отремонтировать гаванскую квартиру. Он посмеялся, хотя я не шутила. На следующий день я совершенно случайно набрела в Старой Гаване на некую институцию современного искусства и увидела, что ровно такой проект уже имеет место: кубинский художник Рене Франсиско живет в полуразвалившемся жилфонде вместе с владельцами; делает им ремонт, иногда, по их желанию, сохраняя покосившиеся стены; а потом выставляет огромные фото, плексигласовые макеты — типичное интернациональное contemporary art, и отнюдь не дешевое на вид. Рене Франсиско — профессор местной арт-академии (самого художника, его работы, а также частично город Гавану можно увидеть на видео здесь).

Институция была идеально правильная, с белыми стенами и элегантным этикетажем. Она была бывшей фабрикой; в ней стояли разные полуабстрактные объекты, мигало видео и висели концептуальные фотографии — это был кураторский проект с определенной концепцией. Нереально продвинутый арт был как будто перенесен сюда из другого контекста, и это ставило в тупик. На открытии ярмарки я видела мир кубинцев «при власти», в который входили также и полудиссиденты (ведь все они терпеливо слушали длинные скучные речи, не ушел никто). На улицах Гаваны я видела миры, далекие от власти: один — бедный мир (рабочих и нищих), другой — богатый (проституток и фарцовщиков). А это был какой-то еще мир — не официозный, не протестный и отнюдь не нелегальный. Выставочный зал, судя по всему, был государственный — негосударственного на Кубе нет ничего, кроме ресторанов не более чем на шесть столиков. Со стандартным представлением о социализме и его эстетических вкусах это никак не совмещалось. Я уже знала, что на Кубе уже лет двадцать проходит Гаванская биеннале современного искусства, но как это может быть — при том что даже в России такая биеннале только с трудом пробила себе дорогу, — было совершенно непонятно.

Тем не менее эстетической цензуры на Кубе сейчас нет, и она никогда не была сильна. Глава национальной школы — абстракционист и сюрреалист Вифредо Лам (1902—1982; на Кубе жил в юности и в 1940-е годы), и его авторитет никогда не был поколеблен. Национальным стилем здесь всегда являлся модернизм, этот факт было не утаить даже в советское время, хотя начальники из СССР и пытались навязать Кубе соцреализм.

Я наивно ожидала увидеть в Гаване монументальную пропаганду времен Кастро, статуи вождей, но ничего такого и в помине нет. Роль официального монумента играет модернистский ансамбль площади Революции, с театром, библиотекой и гигантским архитектурным мемориалом Хосе Марти — как будто по рисунку Чернихова, но он был сделан еще в период Батисты, в 1950-е годы. От кастровского времени — только революционные граффити на заборах, поначалу их принимаешь за доказательство народного характера власти, пока не увидишь еще несколько точно таких же; становится понятно, что это малобюджетное ручное тиражирование одного официозного образца. Возможно, в нем сохранилось чуть-чуть больше народного энтузиазма, чем в гипсовых Лениных, что стояли в советских школах: все-таки Фидель и те, кто был рядом с ним, еще живы. Но вообще эти граффити, как и розовые «кадиллаки», видимо, главным образом для туристов.

Сегодня кубинским официальным искусством считается абстрактное. Десидерио со смехом рассказал мне, что по кубинскому телевидению недавно показывали выставку абстракционистов, и их очень хвалили за то, что искусство их «эстетично, прагматично и полностью лишено социального содержания». Я попробовала примерить эту ситуацию на брежневское время, и получилось смешно, хотя отнюдь не невозможно. А уж на современную Россию ложилось идеально.

Как мне сказали Людмила и Нельсон (Liudmila & Nelson), местные художники (Людмила русская, на Кубе с детства), Куба является уникальным местом, где художники живут только за счет своего творчества: видно, стоимость жизни невысока, и, продав одну картину за у.е., можно жить на эти деньги долго. В США много коллекционеров кубинского искусства, они работают с художниками напрямую или через нелегальных дилеров; государственные галереи на Кубе тоже продают, плюс еще их работники любят продать часть работ «налево». Не отстают и музеи. Сотрудница великолепного Музея кубинского искусства (очень хорошее модернистское здание 1950-х годов, прекрасная коллекция) с гордостью сказала мне, что почти все работы с выставки одного современного кубинского скульптора уже проданы. Скульптура была красивой, абстрактной и немного напоминала arte povera.

Далеко не все кубинское искусство, впрочем, «лишено социального содержания»; есть выдающиеся авторы (и они в числе самых больших звезд сегодня), которые как раз очень жестко и драматично говорят о современности. Это Таня Бругера, о которой мы, вероятно, скоро напишем, Карлос Гараикоа, который был на Московской биеннале, и другие; но большинство тем или иным способом уже уехало с Кубы (и не имеет права приезжать). Некоторые, впрочем, остаются — по целому ряду причин, которые русским художникам, я думаю, будут понятны. Прежде всего из-за вышеописанного коммерческого комфорта и отсутствия острой необходимости делать карьеру.

Я встречалась со студентами художественной академии, которая находится еще в одном великолепном модернистском здании. Из русского искусства студенты знали два произведения: «Черный квадрат» Малевича и «Целующихся милиционеров» сами знаете кого. Профессор еще помнил Павла Филонова, был им очень увлечен и мгновенно отреагировал на мои рассуждения о том, что Запад прочитывает русский авангард формалистически и таких художников, как Филонов, просто не замечает. Эта тема была всем очень понятна. Студентов же больше всего интересовало, как найти свое место в интернациональной арт-системе и при этом сохранить критическую дистанцию.

В скульптурной мастерской стояли буйные авангардистские композиции из унитазов и фаянсовых раковин. Эта отсылка к Марселю Дюшану, видимо, случилась из-за какого-то затоваривания, потому что такие же унитазы и раковины на улице были использованы под внехудожественные цветочные горшки. В живописной мастерской главное место занимала большая, яркая, попсовая картина с изображением гаванской крепости с развевающимся национальным флагом. Расценить ее смысл можно было совершенно по-разному, и я спросила. Без дополнительных подсказок молодой художник сказал, что картина критическая и изображает стандартное кубинское представление о коммерческом реалистическом искусстве.