В защиту плохой картинки

Avi или jpg в низком разрешении — люмпен-пролетариат в классовом обществе картинок

Имена:  Дзига Вертов

Плохая картинка — копия в движении. Качество ее скверное, разрешение низкое. Ускоряясь, она стремительно ухудшается. Это призрак, недообраз, превью, thumbnail; бродячая идея, странствующий имидж, раздаваемый бесплатно. Она пробирается через медленное интернет-соединение, ее сжимают, репродуцируют, рвут на части, микшируют, ее копипейстят, и вот уже она несется по другому информационному потоку.

Плохая картинка, avi или jpg, — люмпен-пролетариат в классовом обществе кажимостей, выстраиваемых и оцениваемых согласно иерархии разрешения. Плохую картинку закачивают, скачивают, ее шерят, переформатируют и редактируют. Качество в ней превращается в доступность, выставочность — в культовость, фильмы становятся клипами, созерцание — развлечением. Картинка вырывается из-под низких сводов кинотеатров и архивов и попадает в область дигитальной неопределенности. Цена, которая за это платится, — ее субстанция. Плохая картинка тяготеет к абстракции: это визуальная идея в становлении.

Плохая картинка — это незаконный, пятого поколения бастард имиджа с законно оформленными авторскими правами. Генеалогия ее сомнительна. Названия файлов в ней сознательно искажены. Часто она бросает вызов правам, достояниям — попросту говоря, копирайту. Ее передают как приманку, отсылку, указание; она лишь напоминание о том, какой была когда-то. Само ее существование подрывает все обещания цифровых технологий. Мало того, что она деградировала до состояния поспешно размазанного следа; еще важнее то, что только дигитальная технология и способна произвести на свет столь поиздержавшуюся картинку. Приходится сомневаться, можно ли вообще ее назвать визуальным образом.

Плохие картинки — современные «проклятьем заклейменные» экрана, в том же смысле, в котором Фанон писал о «проклятых земли» (цитируя первую строку «Интернационала». — OS). Это дебрис аудиовизуальной продукции, мусор, выброшенный на берег цифровой экономики. Они свидетельствуют о насильственном перемещении, о переносе образов, об их ускоренном движении в порочных кругах аудиовизуального капитализма. Плохие картинки тащат по всей планете — как подарки, как трофеи, как товары или их изображения. Они разносят удовольствие или смертельную угрозу, теорию заговора или просто незаконно присвоенные пиксели, благородное сопротивление сильным или недостойное издевательство над слабым. Плохие картинки способны показать нам редкое, самоочевидное и немыслимое — если только нам удастся в них хоть что-то различить.

1.

В одном фильме Вуди Аллена главный герой не в фокусе. Это не техническая проблема, но род болезни, которая его поразила: его образ вечно в тумане. Поскольку герой фильма — актер, это становится для него серьезным недостатком, и в результате он не может найти работу. Отсутствие резкости превращается в материальную проблему. Пребывание в фокусе здесь — признак класса, признак благополучия и привилегированного положения, а несфокусированность образа означает пониженный статус человека.

Однако современная иерархия образов основывается не только на резкости, но главным образом на разрешении. Зайдите в любой магазин по продаже телевизоров, и это сразу станет для вас очевидным. В своем известном интервью 2007 года Харун Фароки описывает эту систему так: в классовом обществе образов кинотеатр принимает на себя роль flagship store — флагманского магазина. Такие магазины продают продукты high-end (самые дорогие в своей линейке) в особо роскошной обстановке. Более доступные варианты того же самого циркулируют на DVD, телевидении или же в интернете — в качестве скверных картинок.

Разумеется, образ в высоком разрешении выглядит более глянцево, он более миметичен, в нем больше волшебства, он больше пугает и лучше соблазняет, нежели картинка бедная. Он, так сказать, богаче. Теперь даже форматы для широкого потребителя все больше адаптируются к прежним вкусам кинематографистов и эстетов, которые настаивали на 35 мм как на гарантии чистоты визуальности. Утверждение, что фильм на пленке — единственная достойная внимания визуальная киноформа, часто звучит в дискуссиях о кино, практически вне зависимости от их идеологической направленности. Как будто не важно, что эта high-end-экономика кинопродукции была (и остается до сих пор) укоренена в системе национальных культур, капиталистической продукции киностудий, культа гения (главным образом мужчины), культа оригинала, то есть часто она консервативна по своей структуре. Разрешение было фетишизировано, а его отсутствие приравнено к кастрации автора. Культ кинокалибра поразил даже независимые формы кинопроизводства. Богатая картинка установила свою собственную систему иерархии, при том что новые технологии создают по ходу дела все новые и новые возможности творчески ухудшать эту картинку.

2.

У настойчивого требования к картинке быть обязательно богатой есть и более серьезные последствия. Недавно один докладчик на конференции по кино отказался показывать фрагменты исследовательского фильма Хамфри Дженнингса, потому что ему не предоставили правильного проектора. Хотя в зале были стандартный DVD-плеер и проектор, аудитории пришлось довольствоваться своим воображением, чтобы увидеть эти кадры.

В этом случае невидимость была более или менее добровольной и базировалась на эстетических началах. Но у нее есть и более общий эквивалент, основывающийся на последствиях неолиберальной революции. В последние двадцать — тридцать лет неолиберальная реструктуризация медиапродукции привела к тому, что некоммерческие формы этой продукции оказались вытеснены из поля зрения, так что экспериментальное и эссеистическое кино стало почти невидимо. Стало слишком дорого показывать такие фильмы в кинотеатрах, а телевидение сочло их слишком маргинальными, чтобы показывать у себя. Так что эти образы постепенно исчезли из общественной зоны, как и — во всё большей степени — классическое кино. Большинство исследовательских и экспериментальных фильмов публика не видит вообще — редким исключением остаются специальные показы в киномузеях и киноклубах. Там их показывают в оригинальной копии, после чего они снова исчезают в темноте архива.

Это положение дел, разумеется, связано с неолиберальной радикализацией понятия культуры как товара, с коммерциализацией кинематографа, с его рассеянием по мультиплексам и маргинализацией независимого кинопроизводства. Оно также связано с реструктуризацией глобальной медиаиндустрии и созданием в некоторых странах и регионах виртуальных аудиовизуальных монополий. В результате нонконформистский материал, материал сопротивления, погружается в подполье альтернативных архивов и коллекций. Раньше его поддерживала сеть заинтересованных организаций и просто отдельных людей, которые передавали друг другу самодельные VHS-копии. Источники были крайне труднодоступны, кассеты передавали из рук в руки, о них можно было узнать только от друзей и коллег. Эта ситуация начала радикально меняться с появлением возможности скачать видео в сети. Все больше и больше редких материалов стало появляться на общедоступных платформах, некоторые из которых имели и имеют внимательных кураторов, как Ubuweb, а некоторые представляют собой просто свалку всякой всячины, как YouTube.

Сегодня в сети доступны как минимум двадцать торрентов фильмов-эссе Криса Маркера. Вы можете составить из них ретроспективу. Но экономика плохой картинки — это нечто большее, чем просто возможность скачать: вы можете сохранить файлы, посмотреть их снова, даже перемонтировать, улучшить качество, если найдете нужным. И результаты будут циркулировать дальше. Мутные AVI полузабытых шедевров будут обмениваться на полусекретных P2P-платформах. Видео художников, тайно снятые в музеях на мобильный телефон, висят на YouTube. Можно по бартеру приобрести DVD с таким фильмом художника ¹. Многие авангардные, исследовательские и некоммерческие фильмы возродились в качестве плохих картинок. По желанию их создателей или вопреки ему.

____________________________

¹ Отличный текст Свена Люттикена о Viewing Copy (e-flux journal #8) привлек мое внимание к этому аспекту плохой картинки.